За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

Тревожные вести поступали и из колхозов. Весной — летом 1940 года, по сообщениям НКВД, в ряде колхозов Чувашской АССР «создалось напряженное положение с хлебом». Из 1690 колхозов 651 не имели возможности создать семенной и фуражный фонды. В 532 колхозах на трудодень выдали не более 1 кг зерна, в 847 — не более 2 кг. В некоторых колхозах власти разрешили отпускать семенное зерно на питание. Росли упаднические настроения, отказы от руководства колхозами: «Надо избить кого-нибудь из колхозников, чтобы поскорее сняли с работы». Председатель Хымайлокосинского колхоза Кондратьев написал заявление об уходе с работы, повесил его на двери своего кабинета, а сам ушел на побочные заработки[450].

В апреле 1940 года Берия в донесении Сталину и Молотову информировал: «По сообщениям ряда УНКВД республик и областей за последнее время имеют место случаи заболевания отдельных колхозников и их семей по причине недоедания». В числе нуждающихся в помощи перечислялись Киевская, Рязанская, Воронежская, Орловская, Пензенская, Куйбышевская области, Татарская АССР. «Проведенной НКВД проверкой факты опухания на почве недоедания подтвердились». Колхозники ели мясо из скотомогильников, подсолнечный жмых и другие суррогаты, бросали работу и уезжали в другие районы[451]. Мешок, наполненный выращенным хлебом, так и остался для крестьян легендой. Реальностью было мешочничество — крестьянский хлебный десант в ближние и дальние города.

Руководство страны было вынуждено принимать меры. Приоритеты государственного снабжения проявились вновь. Политбюро официально восстановило систему закрытых распределителей для определенных групп населения. Весной 1939 года была создана закрытая система военторгов для снабжения комначсостава Красной армии и флота. Кроме командиров доступ в эти магазины имели только рабочие и служащие военных строек. Летом 1940 года доступ в закрытые военторги получили также сотрудники органов и начсостав войск НКВД[452].

Вслед за армией и политической полицией закрытые распределители и столовые по решению Политбюро стали обслуживать предприятия, «работавшие на войну»: угольные шахты, торфоразработки, нефтепромыслы, медные рудники и медеплавильные заводы (с лета 1939 года), а также железнодорожный транспорт (с 1 января 1940 года). В течение 1940 и первой половины 1941 года под нажимом наркоматов Политбюро постепенно вводило закрытую торговлю «на номерных объектах» — военно-промышленных предприятиях[453]. Доступ в закрытые распределители и столовые получили не только рабочие и служащие стратегических предприятий, но и работники их ведомственных больниц, детских садов, школ.

В специальных инструкциях правительство разъясняло, что закрытая торговля не являлась карточной системой. Запрещалось принимать меры, которые могли превратить закрытую торговлю в карточное распределение — вести контроль за покупками, вводить талоны и карточки, сроки отоваривания и пр.[454] Люди, имевшие доступ в закрытые распределители, могли покупать товары в любое время, в любом ассортименте. Размеры покупки регламентировались установленными СНК для всей страны «нормами отпуска в одни руки». Смысл закрытой торговли, таким образом, состоял не в ограничении потребления названных групп населения, а в том, чтобы создать наиболее благоприятные условия для их снабжения за счет прекращения доступа в закрытые магазины и столовые посторонних. Закрытая торговля могла быть организована только с разрешения Политбюро.

Несмотря на тяжелое продовольственное положение, Политбюро наотрез отказалось ввести карточную систему в стране. Просьбы же об этом сыпались отовсюду. Сразу же после начала Второй мировой войны нарком торговли А. В. Любимов в письме Молотову поставил вопрос о введении карточек на продукты питания и предметы широкого потребления. Он вновь повторил свое предложение год спустя в канун нового, 1941 года, когда карточная система, не признанная Политбюро и СНК, уже фактически существовала в стране. Наркоматы, местное партийное и советское руководство, директора предприятий и люди в своих письмах к руководству страны также просили: «Введите карточки»[455].

Политбюро не только не ввело карточную систему, но и очень неохотно, только под давлением, которое шло от наркоматов и директоров предприятий, давало разрешения на закрытую торговлю даже для военных объектов. Ведомства боролись между собой за лучшие условия снабжения, а с Политбюро — за введение закрытой торговли. Поэтому нет единого правительственного постановления, которое бы одновременно вводило закрытую торговлю на военно-промышленных предприятиях. Вместо этого — десятки постановлений, каждое из которых касалось одного или нескольких объектов, добившихся введения закрытой торговли благодаря энергичной борьбе своего наркомата и директората[456].