За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

С карточками советское общество вступило в 1930‐е, с карточками и оставляло их. Апогей последнего предвоенного кризиса снабжения пришелся на время Финской кампании[440]. Но не война породила кризис. Его признаки появились до войны. В 1938 году сводки НКВД и отчеты Наркомвнуторга сообщали о многотысячных очередях в крупных промышленных центрах, куда за товарами стекалось население со всего Советского Союза. В 1939 году огромные очереди выросли и за продуктами. Сообщения о перебоях в торговле продолжали поступать и после окончания Финской кампании, вплоть до самого нападения Германии на СССР.

Советско-финская война и другие «военные конфликты» 1939–1940 годов лишь обострили те диспропорции, которые существовали на всем протяжении 1930‐х. Отказ от сбалансированного планирования времен второй пятилетки, новый виток в форсировании развития тяжелой индустрии и рост военных расходов привели к снижению рыночных фондов, которые государство направляло в торговлю. Одновременно рост денежной массы в обращении, как следствие политики повышения зарплаты и постоянных эмиссий, обострил дефицит и инфляцию. Массовые репрессии 1937–1938 годов, породив хаос в экономике и вызвав падение промышленного производства, также внесли свою лепту. Поставки сырья и продовольствия в Германию, которые СССР вел после заключения пакта о ненападении, также обостряли дефицит на внутреннем рынке.

Отрицательную роль сыграли и аграрные мероприятия, которые проводили по решению майского 1939 года пленума ЦК ВКП(б)[441]. Дело в том, что в колхозах в относительно спокойные годы второй пятилетки бурно развивалось частное предпринимательство крестьян. Колхозные земли находились в запустении, колхозники работали спустя рукава. Администрация колхозов стала сдавать общественные земли крестьянам в аренду. Те за счет аренды расширяли свои приусадебные участки и даже имели в частном пользовании земли в колхозных полях. Уплачивая колхозам определенную мзду, арендаторы везли выращенную продукцию на рынок и тем жили.

Политбюро решило остановить «разбазаривание социалистической собственности». Летом и осенью 1939 года в колхозах провели обмеры земель и все излишки сверх установленной уставом нормы отобрали у крестьян и вернули в общественное землепользование. Обмеры дезорганизовали уборочную и осеннюю посевную кампании и больно ударили по приусадебному хозяйству — главному источнику самообеспечения крестьянства и рыночной торговли. Из 8 млн га приусадебной земли было отрезано около 2 млн[442]. Обрезка усадеб повлекла за собой сокращение скота в личном пользовании. Удар по рыночному хозяйству в то время, как государственные заготовки росли, а централизованное снабжение населения ухудшалось, обострил продовольственный кризис. Фактором, дестабилизирующим сельскохозяйственное производство, были также массовые насильственные переселения крестьян для освоения восточных регионов, которые по решению Политбюро проводили на рубеже 1930–1940‐х годов.

В эту неблагополучную картину ухудшения товарного и продовольственного положения в стране военные кампании (советско-финская война, вторжение в Польшу, Румынию, Прибалтику) добавили топливно-энергетический и сырьевой кризисы, заторы на транспорте, от которых в первую очередь страдали «невоенные» производства и гражданские перевозки грузов. Начавшаяся Вторая мировая война и объявленная в сентябре 1939 года частичная мобилизация вызвали к тому же нездоровый покупательский ажиотаж. Молотов 17 сентября еще читал на радио о том, что «страна обеспечена всем необходимым и может обойтись без карточной системы в снабжении», а люди бросились в магазины. Соль, спички, крупы и другие «стратегические» продукты были сметены с полок[443].

Не война породила товарный кризис, но она, безусловно, обострила дефицит. С началом Финской кампании экономика вошла в штопор. С декабря 1939 года в магазинах исчезли хлеб и мука, начались перебои с другими продуктами. Взлетели цены на рынке. Из-за дороговизны килограммы и литры, как меры веса, исчезли из рыночной торговли — молоко мерилось стаканчиками, картофель продавался поштучно или «консервными банками», мука — блюдечками. Даже Москва переживала продовольственные трудности[444].

Правительство ответило на обострившийся кризис тем, что с 1 декабря 1939 года запретило продажу муки, а затем и печеного хлеба в сельских местностях[445]. Крестьяне устремились в города за хлебом. В заявлениях на отходничество они писали: «Хлеба нет. Кормиться нечем, и жить больше невозможно», «Учел себя в том, что не могу ни в коем случае прокормить свою семью. Хлеба нет. Дом продал», «Хлеба не имею. Дети доносили последнюю одежду. Скота не имею. Существовать больше нечем»[446]. Многие уходили из деревни самовольно без объяснений.