За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

Книга не отрицает, более того — показывает улучшение снабжения и потребления к середине 1930‐х годов. Но этот прогресс был относительным. Когда люди, жившие в то время, говорят о благополучии и даже предвоенном изобилии, то сравнивают положение не с потребительским рынком капиталистических стран, который в те годы видели немногие из советских граждан, не с потребительским рынком царской России и даже не с рынком периода нэпа, а с голодом и нищетой начала 1930‐х. В этом случае с ними нельзя не согласиться. Однако уровень жизни середины и второй половины 1930‐х годов оставался невысоким. Исследователи спорят, удалось ли к концу третьей пятилетки восстановить уровень потребления конца нэпа[512].

Можно предвидеть еще одно замечание, которое стало хрестоматийным. Есть люди, которые, соглашаясь с тем, что 1930‐е годы были тяжелым временем для советских людей, считают, что жертвы были оправданны. Советские люди победили в войне, преодолели послевоенную разруху и, благодаря свершениям, стали жить хорошо.

Об эффективности методов, достижениях и просчетах советской индустриализации ведутся споры. Историки и экономисты строят контрфактические математические модели, пытаясь ответить на вопрос о том, каких результатов удалось бы достичь, используя частный капитал в индустриализации страны или просто избегая репрессий во внутренней политике, сводивших на нет достижения и победы. Мнения ученых разделились, но есть серьезные исследования, которые доказывают, что тех же или лучших экономических результатов можно было бы достичь на основе рыночной экономики, смешанной экономики нэпа или государственной централизованной экономики, но без применения репрессий. Следовательно, сталинский сценарий индустриального развития был не нужен для победы в войне, есть весомые основания считать, что существовали успешные альтернативные варианты промышленного развития, не запятнанные массовыми репрессиями и голодом[513]. К тому же, кроме кратковременных негативных результатов сталинской политики 1930‐х годов, не следует забывать и о долговременных последствиях выбранного экономического пути.

Утверждение, что форсированная индустриализация и насильственная коллективизация имели для страны хотя и тяжелые, но кратковременные последствия, и что преобразования 1930‐х годов стали залогом обеспеченной жизни послевоенных поколений, является еще одним мифом, которым потчевали советских людей. В результате огосударствления и централизации экономики в СССР был создан тип хозяйства, который определил низкий материальный уровень жизни общества на все годы существования советской власти[514].

Венгерский экономист Янош Корнаи назвал социалистическую (плановую централизованную) экономику экономикой дефицита, потому что недостаток всего — рабочей силы, сырья, товаров и т. д. был имманентно присущ этому типу хозяйства. Дефицит создавался в сфере управления экономикой и в сфере производства[515]. Одной из его основных причин являлось отсутствие противозатратных механизмов. Экономика работала по типу «черной дыры»: огромные вложения исчезали, не принося желаемых результатов. Другой причиной хронического дефицита была слабость материальных стимулов к труду. Их заменили администрирование и принуждение. В результате людям невыгодно было хорошо работать. Это определило низкую производительность труда, хроническое невыполнение производственных планов, плохое качество товаров, вечную продовольственную проблему.

Помимо этих основных причин воспроизводства дефицита, в социалистической экономике существовали и другие факторы, определявшие постоянный недостаток товаров. Обобществленное производство, в отличие от частного, подчинялось государственному плану, а не потребительскому спросу. Никогда во все десятилетия существования социалистического хозяйства производство «товаров народного потребления», несмотря на официальные заверения, не имело главного государственного приоритета. Тяжелая индустрия — машины ради машин, а также военная промышленность стояли на первом месте. Это было характерно не только для предвоенных пятилеток, но и для послевоенного мирного развития социалистического хозяйства.

Товарный дефицит, рожденный в сфере управления и производства, обострялся, как показывает эта книга, в сфере централизованного распределения, составлявшего суть государственной торговли. Этому способствовали бюрократизм планирования и распределения, огромные потери по причине порчи и хищений, социальная и географическая неравномерность централизованного распределения. Хронический товарный дефицит обрекал государственную торговлю на перебои, кризисы, рецидивы карточной системы во все годы ее существования.