За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

Одной из разновидностей широко применяемых в ходе заготовок массовых допросов являлись так называемые «ударники». Крестьян, не поддававшихся уговорам сдать хлеб, держали в закрытом помещении по нескольку дней (от 2 до 6 суток), бывало, что не давали есть и спать. Для кулаков устанавливали наиболее жесткий режим, «на выучку» вместе с кулаками посылали и строптивых середняков. Под нажимом «комиссаров», «боевых штабов», «оперативных троек» крестьяне, запертые в помещении, требовали один от другого указать потайные ямы и сдать хлеб. На время ударника запрещалось кому-либо уезжать из села. Массовые многодневные допросы без сна и пищи дополнялись карнавалами. Вот описание одного из них:

Держателей хлеба (46 человек), из которых большинство были середняки, вызвали в школу и вели обработку. Затем им вручили черное знамя, на котором было написано «Мы — друзья Чемберлена». Говорят, что это у них происходило без особого нажима. Когда учитель вручил черное знамя одному из кулаков, тот его ударил ногой, после чего этого кулака пришлось скрутить, связать ему руки назад, остальные добровольно без всякого нажима взяли после этого знамя. Тогда они выстроили этот карнавал с черным знаменем по улице. Сзади шли деревенские активисты и беднота с красным знаменем. Кругом бегали детишки и улюлюкали[83].

Это лишь некоторые и, может быть, не самые дикие примеры из истории хлебозаготовок. Архивы сохранили массу других, не менее жестоких эпизодов. Репрессии обеспечивали необходимый руководству результат. Крестьяне сдавали хлеб, но источники самообеспечения крестьянства и местный товарооборот при этом сокращались. Рассчитывать на государственное снабжение крестьянам не приходилось. Государство не выполняло своих обязательств даже по снабжению тех, кому давало гарантии. Введение карточек сокращало для крестьян и возможности покупать хлеб в городе.

Весной появились донесения ОГПУ о локальном голоде в деревнях[84]. Страдало в основном бедняцкое население. «Продовольственные затруднения» охватили Ленинградскую область (особенно Псковский, Новгородский, Великолуцкий уезды), ряд губерний Центрального района (Ярославская, Калужская, Тверская, Нижегородская, Иваново-Вознесенская, Владимирская, Рязанская, Тульская), Смоленскую губернию, южные округа Украины (Кременчугский, Запорожский, Мариупольский, Одесский, Криворожский, Подольский и др.), ряд округов Дальневосточного края (Сретенский, Читинский, Хабаровский, частично Владивостокский и др.). В пищу шли суррогаты хлеба. Что только не добавляли в них: толченые клеверные головки и сушеную березовую кору, отруби, жмыхи, мякину, овес, гречневую, фасолевую и картофельную муку, отруби, вику, пареный лук. Желудочные заболевания стали принимать массовый характер. Начались опухания. Сводки ОГПУ свидетельствуют и о случаях голодной смерти. Усилился сыпной тиф. Семена проедали, сев был под угрозой срыва. Нарастал убой и распродажа скота. Усилилось отходничество, нищенство, воровство, стихийное переселенчество в более благополучные регионы. Государственная помощь деревне была недостаточной.

Социальная обстановка в деревне накалялась. Беднота и бедствовавшее середнячество злились на рабочих, с их точки зрения — любимчиков советской власти. Середняки злились на бедноту, так как поступавший от государства хлеб в первую очередь раздавали им. Все вместе они злились на зажиточных, которые наживались на трудностях: скупали скот, заключали кабальные сделки под хлебные ссуды. Комбедовские настроения усиливались. Крестьяне толпами собирались у райисполкомов с требованиями дать хлеб, допустить свободную торговлю и разрешить посылать людей для закупки в хлебные местности, резко выступали на сельских сходах. Росло число «ходоков за правдой», избиений председателей сельсоветов, членов комиссий по распределению хлеба, а также взломов и поджогов амбаров, краж хлеба, демонстративных выходов из кооперативов. Появились листовки. В одной из них, написанной в форме народных причитаний, крестьянин жаловался: