За флажками

Я не ждал, а вот Балабанов вполне мог ждать. Это соображение и заставило меня покрыться испариной. Что ему, продажному, как Мата Хари, стоило позвонить Пистону прямо из, допустим, отделения? Да раз плюнуть. Закончил с протоколами химичить — и позвонил. Или сначала позвонил, а уже потом нахимичил. Какая, в сущности, разница?! Я наклонился и подобрал пистолет.

Хрен с ним, что улика. И хрен с ним, что на нем теперь будут мои отпечатки пальцев. Мне необходимо было иметь под рукой какой-нибудь веский аргумент. Потому что в дверь снова позвонили.

Я прокрался в прихожую, наклонился к двери и прислушался. Надо было — давно себе, дураку, говорил! — глазок в дверь вживить, да все лень-матушка. Через нее всю жизнь страдаю.

Голосов за дверью сперва не было. Было многочисленное дыхание. Именно многочисленное, словно там притаился Змей Горыныч о семи, как минимум, головах. А после третьего звонка послышались и голоса. И то, что наголосили нежданные ночные гости, убило во мне последние сомнения.

— Да что этот мусорок не открывает? Трахаются они там, что ли? — зло прошептал один голос.

— Может, не добрались еще? — так же тихо, но с куда меньшим раздражением предположил второй голос.

— Вряд ли. Он уже часа два, как позвонил, — встрял третий.

Эвона как! Выходит, Балабанов действительно позвонил из отделения, причем сделал это сразу после того, как меня, сердешного, прекратили допрашивать. С протоколами, стало быть, уже после звонка возился… А голоса за дверью продолжали тем временем заниматься анализом ситуации:

— Тогда какой смысл держать нас за дверью?

— Нету смысла. Я потому и говорю — может, не добрались еще?

— Тогда где их носит?

— Слушайте, пацаны. Если их нет, то они в любой момент могут нарисоваться. Нам лучше на пролет выше подняться, а то спалимся.

Я кисло усмехнулся. Мысль, что Балабанов может жидко облажаться, даже не приходила им в голову. Досадная недооценка моих способностей, открывающая передо мной определенные перспективы. Но нашелся среди них один умный, который, как в сказке, все и сразу испортил:

— Тихо, пацаны! Не рвите жопу. У него в окне свет горел. Я приметил, пока мы к подъезду шли.

— Точно его окно было? Ты не перепутал?

— Не перепутал, не ссы. У меня такие вещи автоматически получаются. Сам не знаю, как.

Автоматически они у него получаются. Гондон автоматический! Его фраза вызвала к жизни предложение расстрелять замок, которое, после непродолжительной полемики, уступило место более тихому — выбить его. Я прикусил губу.

Эти не побоятся будить соседей. И, хоть замок у меня крепкий, он вряд ли устоит перед их настойчивостью И тогда мне хана.

Снова вспомнился Ян. Я метнулся к телефону, сорвал трубку и стал лихорадочно тыкать пальцем в циферки. Но успел попасть только два раза. Потом дверь распахнулась от мощного удара. Одного. Не такой уж крепкий у меня замок, получается.

И дурацкий же, наверное, я имел вид, когда повернулся к ним: глаза вытаращены, рот открыт, что у твоего олигофрена, в одной руке телефонная трубка и пистолет, что было очень неудобно, но вторая в это время — помните? — тыкала в кнопочки.

Они ввалились в прихожую впятером. Семиголовый Змей Горыныч, получается, оказался лишь плодом моего больного воображения. Но и пятеро на меня одного — многовато, что бы там ни думали мои тайные поклонницы, которых все равно природа не предусмотрела. Можно было, конечно, попытаться пострелять из пистолета, но в той же руке я сжимал телефонную трубку. Попытка быстро освободиться от нее, даже если бы я безошибочно и сразу определил, где трубка, а где — рукоятка пистолета, могла закончиться плачевно, потому что пять стволов уже держали меня на прицеле. Просто так, на всякий случай. Визитерам показалось подозрительным, что им так долго не открывают, и они взяли оружие наизготовку. Я их вполне понимал, хотя рвения не разделял — в конце концов, на мушке оказался я. Вот если бы они отнеслись к заданию более халатно…

Но чего не было, того не было. Даже больше — они каким-то гениальным логическим умопостроением сразу сообразили, что к чему.

— Оп-па! Вы гляньте, а это кантик мусорка-то, кажется, уделал! — примерно так это и прозвучало. Я клацнул зубами, булькнул горлом, но на словах сказать ничего не нашел.

— Ты кому звонишь, терпила? — спросил кто-то, не различимый в общей массе. — Ты трубку-то положи. И пистолетик положи. На столик и положи.

Я послушался. У меня выбора не было. И, в отличие от дневной встречи с Самбуром и его быками, сейчас мною вполне отчетливо овладело предчувствие собственной скорой кончины.

— А теперь пару шагов в нашу сторону.

Я опять послушался. Сделал ту самую пару шагов. И повстречался с невесть откуда взявшейся подошвой сорок пятого размера.