За флажками

Знакомство моего лица с чьей-то пяткой было до крайности искрометным. Я с увлечением, как в замедленной съемке, наблюдал, как разлетаются в разные стороны тысячи потрясающих по своей красоте звезд из глаз, как среди них и я, оторвавшись от твердой поверхности пола, лечу в одну, слава Богу, сторону — в сторону зала. Каким-то астральным зрением увидел дверной косяк и понял, что сейчас будет еще одна встреча — его с моим затылком. И встреча состоялась.

Звезд не было. Были три черные волны, по окружности захлестывающие сознание. В их тотальную мглу я и провалился. Полностью. Не без облегчения, надо заметить.

Но мне было отказано даже в этой малости. Меня быстро привели в чувство, вылив на голову холодной воды.

Пятеро в черном, столпившиеся вокруг, плотоядно щерились в мое лицо, а мне им и сказать-то было нечего. Потому что они не разговоры разговаривать пришли, а по куда более прозаическому поводу.

Я все-таки постарался более или менее трезво оценить обстановку. И не впечатлился ею. Ребята, заявившиеся ко мне в гости, выглядели людьми деловыми и обстоятельными. Они уже успели аккуратно прикрыть за собой дверь, чтобы снаружи не было заметно ничего подозрительного. Все пятеро по-прежнему сжимали в руках пистолеты. Другими словами, рисковать не собирались. Видимо, были наслышаны о моих подвигах и на сей раз решили не давать мне ни единого шанса.

В общем, тоска. Даже удар приветствия, которым меня наградили, был выполнен блестяще. Я никогда не жаловался на свою физическую форму, а реакцией так и вовсе гордился. Но ноги, летящей мне в челюсть, не заметил — только когда до контакта остались доли секунды.

Кстати, о челюсти. Она была явно выбита. Боли я не чувствовал, но серьезный дискомфорт в нижней части лица имел место. Подумалось зачем-то — дай бог, чтобы не перелом. Хотя, по большому счету, какая теперь-то разница?

Ребята в черном тоже приметили непорядок в моем портрете. Один из них хохотнул:

— Слышь, а Турай ему челюсть сломал.

— Не сломал, а выбил, — загудело в ответ. — Видишь, на сторону своротило? Я такое часто видел.

— А вправить сумеешь?

— А то!

— Ты, Турай, только поосторожней. А то вырубишь опять — отливать замучаемся.

— Да нахрен он нужен? Все равно ведь кончать!

— Есть пара вопросов. Давай, аккуратнее.

И Турай дал аккуратнее. Что и откуда прилетело на сей раз, я вообще не заметил. Заметил только пол, который оказался вдруг перед самым носом. Да очередную порцию звезд, которыми одарил окружающее пространство. Никогда бы не подумал, что в моей голове столько звезд, но факт остается фактом.

Самому принять сидячее положение — сил не было. Но мне помогли. Чья-то рука с некоторой даже заботливостью взяла меня за шиворот и рывком усадила на задницу. Я с благодарностью посмотрел на сердобольного. Видимо, тот самый Турай. Могучий жлоб, лицо — как баскетбольный мяч. Такое же красное и круглое. И даже в пупырышках — видимо, ветрянкой болел, сердешный.

— Ну что, живой? — спросил он. — Говорить можешь?

Я подвигал языком во рту. Порядок. Он двигался. Даже с парой зубов за компанию. Подвигал челюстью. Дискомфорт чувствовался, но уже не то, чтобы очень сильный. Терпимо, в общем.

— Могу, наверное, — сказал я для пробы. Получилось весьма сносно.

— Задавай свою пару вопросов, Кипа, — Турай обернулся к кому-то, и этот кто-то выплыл из-за его спины:

— Что ты с мусоренком сделал?

— С Балабановым, что ли? — хрипло и очень медленно выдавил я.

— Да я откуда знаю, Балабанов или нет? Мусорок, который тебя завалить подписался — где?

Выходит, в кухню они не заглядывали. Воду в ванной набирали. Все правильно, она же ближе.

— В кухне он лежит, — сказал я. Подумал и добавил: — Мертвый.

— Рейган, пробей тему, — бросил через плечо Кипа, и чья-то тень метнулась в сторону кухни. Пришлось ждать ее возвращения. Недолго.

— Точно, Кипа, он там. Этот перец ему стулом череп раскроил. Кровищей весь пол залило!

— Ты же за водой бегал — что ж не приметил?

— Так он за столом лежит, возле холодильника. Не видно его из коридора.

— Понятно. Ну, нам работы меньше будет. Да и проблем никаких. Я боялся, что этот перец его ментам сдаст. Те перевертышей не любят, раскололи бы, как миленького. А на Пистона и так проблем навалилось. Эти придурки, самбуровцы, запоют — век воли не видать. Никогда им не доверял.

Зачем он выливал весь этот ушат информации мне на голову, я не знал, но торопить его воплем «Давай следующий вопрос!» не собирался. Не телевикторина. Чем дольше он будет трепаться, тем больше я буду жить. Взаимосвязь для меня была очевидна. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и он перешел-таки ко второму вопросу.

— А теперь расскажи мне, с кем ты вечером бригаду Самбура ментам сдавал.

— Один, — я нагло ухмыльнулся в его физиономию. Он ответил мне тем же:

— Я тебе поверил, как же. С напарничком твоим — точно. Кто еще? Мусорок говорил, что вас четверо было. Или пятеро?

— Один я был, — я растянул свою ухмылку еще шире, хоть это и было трудно — больная челюсть мешала. — Литовец уже потом выскочил, посмотреть — что за хипеш под его окнами затевается.