За год до смерти я встретил тебя

Пока я ждал автобуса и размышлял, на телефон пришло уведомление. Это писала Харуна.

Но в тот миг, когда я хотел прочесть, что там такое, телефон выскользнул из пальцев и упал на землю. Все вокруг, до сих пор такое четкое, поплыло, закрутилось, как в водовороте. Я не устоял на ногах и упал на колени. Страшно закружилась голова, сердце заколотилось как бешеное, воздуха не хватало.

– Акито? Что с тобой? – донесся до меня голос Эри. Затем и Сёта спросил, все ли в порядке.

Я наконец осознал, что это дошел до нуля таймер. Мне никогда не везло. Только успел подумать, что, в сущности, момент не такой плохой, как вспомнил Харуну. Раз уж все равно умирать, зря не сказал, что я ее люблю. В каком-то смысле здорово, что я ухожу прежде нее.

* * *

Когда я пришел в себя, первым делом увидел неприятный белый потолок. Довольно быстро сообразил, что это не моя комната. Огляделся по сторонам.

Похоже, я в больнице. Над головой висел какой-то дисплей, меня окружали сложные аппараты. С обеих сторон белели разделительные ширмы. Не похоже на общее отделение. Не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что со мной приключилось.

Меня обуревали весьма противоречивые чувства по поводу того, что я очнулся не на небесах: одновременно облегчение и досада. Судя по всему, я в той же холодной и бездушной больнице, что и всегда.

Сквозь шторы пробивался солнечный свет: значит, или утро, или день. Тишина вокруг намекает, что скорее утро.

Думать о реальности не хотелось. Я закрыл глаза и снова провалился в сон.

Когда проснулся во второй раз, вокруг царила суета. Рядом сидели родители с Нацуми.

– Акито, какое счастье! Понимаешь, где ты? – причитала мама.

– Акито, как ты? – всхлипывала сестра. Отец тоже что-то говорил, но я уже не слышал.

Что с Харуной? О подруге я переживал куда сильнее, чем о себе.

На столике стоял календарь, и я убедился, что упал в обморок вчера, а до фестиваля фейерверков оставалось еще десять дней. Но выпишут ли меня до этого момента?

Потом пришел доктор Кикути, который что-то долго и мутно объяснял. Оказалось, мне нужна операция. Небольшая, по удалению части опухоли. Она дала новый, крошечный метастаз, и если все оставить как есть, то я могу умереть быстрее прогнозов. Меня это мало трогало, но я согласился на операцию.

В тот же день ее и провели, и спустя сутки меня из интенсивной терапии перевели в общее отделение. Но все общие палаты оказались заняты, так что меня временно разместили в индивидуальной на третьем этаже.

В целом я не жаловался, но я знал, что мы в одной больнице с Харуной, и это меня тревожило.

Она на четвертом этаже, я на третьем. Я не боялся, что мы случайно столкнемся, но ведь здесь работает и ее мама. Она могла меня раскрыть.

Телефон на тумбочке зазвонил. У него после того падения треснул экран, и теперь он здорово напоминал мое сердце.

Пришло новое сообщение от Харуны.

После обморока у меня резко образовалось больше свободного времени, но я продолжал переписку как всегда, точно ничего не изменилось. Вот и в новом сообщении она, как обычно, описывала день, будто сделала запись в дневник.

Боюсь, что я не сдержу обещание…

До фестиваля оставалось три дня. Доктор Кикути сказал, что меня выпишут в лучшем случае через две недели, а может, в зависимости от состояния, даже через три. Но в нынешнем виде я показаться Харуне на глаза в любом случае не мог. Грош цена мужчине, который не выполняет обещаний.

Впрочем, по прогнозу через три дня обещали дождь. Если фестиваль отменят, то я хотя бы не так обижу подругу. Я молился, чтобы прогноз не изменился.

Каникулы закончились прежде, чем я исполнил хоть один из оставшихся пунктов.

Поездку родители отменили, Миуру я тоже не привел. Можно, конечно, сделать это после выписки, но какая теперь уже разница.

Я уж и забыл, какой я неудачник, и теперь ненавидел себя с утроенной силой. И даже подумал: как же мне не повезло выжить.

* * *

Как-то вечером меня навестили Эри и Сёта. Все такие же летние: Сёта – в белой футболке и джинсовых бриджах, Эри – в синем платье, которое ей очень шло.

Но еще больше я удивился, когда увидел в ее руках цветы.

– Акито, как ты себя чувствуешь? Мы вот тебе в ближайшем цветочном купили. Эти цветы называются герберами, знаешь их? Продавщица посоветовала. Я поставлю?

– П-правда? Спасибо.

Эри поставила в вазу десять разноцветных гербер. Сёта стоял молча.

Я примерно представлял, о чем он думает.

– Сёта, ты чего? Присел бы хоть, – предложил я ему, но тот даже не пошевелился.

Спустя еще какое-то время наконец вымолвил:

– Акито, ты ничего не хочешь нам сказать?

Он не злился, ни в чем не упрекал меня. Кажется даже, скорее расстроился.

– Ну… Ах да. Простите, что грохнулся в обморок и напугал. И что мы огни не зажгли.

– Я не о том.

И я прекрасно это понимал. Думаю, родные уже рассказали ему о болезни.

Но я все равно упорствовал:

– Просто голова закружилась. Простите, что заставил поволноваться.

– Мы уже все знаем. Ты нас больше не обманешь. Почему не рассказал раньше? Мы же лучшие друзья…