За год до смерти я встретил тебя

– Бананы в шоколаде! Класс! Обязательно зайду к вам попробовать, а ты мне приготовишь! – Глаза у Харуны заблестели, как у Белоснежки, влюбленной в принца. Она просто-таки сгорала от нетерпения.

Я встревожился, точно ли все получится. Ведь ей осталось так мало. Но мне не хотелось об этом думать, и я просто улыбнулся:

– Буду ждать!

Миура и дальше урывала свободные от работы и репетиций минутки, чтобы навестить Харуну. Я не забывал про Эри с Сётой, но и Харуну навещал исправно.

Искренне обрадовался, что наш класс решил делать бананы в шоколаде. В отличие от других ребят, которые придумали устроить комнату страха или вот, например, спектакль, мы почти не тратили времени на подготовку. Главное – закупить ингредиенты и запомнить рецепт, а дальше до самого фестиваля – свободное время. Я впервые обрадовался, что оказался именно в этом классе.

За два дня до фестиваля мы с Харуной впервые за долгое время поднялись на крышу и наслаждались компанией друг друга. Миуре пришлось остаться на финальные прогоны.

– Харуна, не мерзнешь? Хочешь, возьми пиджак.

– Нет, спасибо. А то еще сам простынешь.

– Ну и ладно.

– Ничего не ладно! – воскликнула Харуна, присаживаясь на лавочку. Прищурилась на заходящее солнце. Она казалась такой грустной, но такой прекрасной. – Мы с тобой как будто на свидании.

– Угу. Только пижаму бы переодеть, – рассмеялся я, и Харуна весело согласилась:

– Пожалуй.

Сколько раз меня уже исцеляла ее улыбка?

– Завтра будет дождь, – вдруг слетело с губ Харуны.

По рыжему небу расползались стада пушистых облачков.

– Я вроде слышал, обещали похолодание.

– Да? Значит, последний раз в этом году выхожу на крышу. А в следующем году… Впрочем, какое «в следующем году»?.. – с унынием поправилась Харуна.

Я не нашелся что сказать. Мы еще помолчали, а потом девушка медленно спросила:

– Акито-кун, помнишь, ты меня как-то спросил, о чем я жалею?

– Да, было такое. Хорошее воспоминание.

– Я тогда сказала, что ни о чем, но на самом деле кое-что есть. Хотя, наверное, уже поздно. – Она горько над собой посмеялась.

– Что же?

– Я бы хотела хоть раз, хоть разик счастливой любви. Влюбиться самой, и чтобы в меня влюбились, и я бы сделала этого человека счастливым, и мы бы вместе создали кучу счастливых воспоминаний.

– Понятно, – только и ответил я, потупившись. Не знал, что сказать. Ничего не шло на ум. Почему она завела этот разговор? Видимо, расчувствовалась от грустного осеннего заката.

– Только я ведь могу умереть в любой момент. И когда я представляла себе, что даже если влюблюсь, то впереди только пустота, – вся смелость улетучивалась, – тихо призналась Харуна, поднимая глаза на рыжее небо.

Ее слова укололи меня в самое сердце.

Я ведь такой же. Я слишком хорошо понимал, что она чувствует. И от этого только больнее.

– Я думаю, еще совсем не поздно. Я считаю, что тут необязательно думать только о счастье другого человека. Запрещать себе влюбляться только потому, что скоро умрешь, – это значит бегать от собственных чувств. Ну, я так думаю.

Если до этого Харуна рассеянно глядела на закат, то тут вздрогнула и повернулась ко мне. У нее в глазах набухали слезы.

Что я такое говорю? Чуть сам не рассмеялся над собственной чушью. Я ведь сам бегаю от любви, прикрываясь болезнью. Отступился от Эри и влюбился в Харуну, которой осталось жить примерно столько же, сколько мне. Поначалу считал, что раз нам обоим скоро умирать, то ничего страшного.

Однако теперь мои чувства изменились. Я искренне ее полюбил. Я бы остался с Харуной, даже если бы моя болезнь чудесным образом исцелилась.

Я наконец понял, что чувствовал герой того фильма, на который мы когда-то ходили с Сётой и Эри.

– Поздно уже. С тех пор как мне сказали, что осталось еще полгода, почти полгода и прошло. Кто же такую полюбит? – убито пробормотала Харуна. По щекам протянулась мокрая дорожка.

– Полюбит обязательно.

– А? – Она обернулась ко мне с круглыми глазами.

Я засмущался ее невинного прямого взгляда и отвернулся.

– Ты же совсем здоровая на вид, и вообще, врачи всегда называют заниженный срок. Я думаю, ты еще сколько-то проживешь. Так что не унывай, – выпалил я на одном дыхании.

Харуна не то неловко смеясь, не то со слезами ответила:

– И правда. Нехорошо оправдываться болезнью. Ты совершенно прав. Я еще всем покажу!

Из лучистых глаз лились слезы. Закат их подсвечивал, и сияющие капли падали девушке на колени.

Всю дорогу до дома меня пожирало раскаяние. Казалось бы: такой момент, чтобы рассказать о собственной болезни! Но я все равно промолчал.

Наверное, она бы расплакалась, когда узнала. А может, разозлилась бы.

Или даже обиделась за то, что я до сих пор молчал. Я этого так боялся, что никак не мог собраться с духом. Она отчается, как Сёта. Загрустит, как Эри.

Говорят же: «в блаженном неведении». Лучше ей не знать. Да. Намного лучше. Я унесу тайну в могилу.

Я изо всех сил убеждал себя, что поступаю правильно. Но все равно какой-то червячок грыз меня изнутри: а в самом ли деле лучше?

* * *

К фестивалю я в итоге так и не подготовился.