За горизонтом заветной мечты. Сборник рассказов

Теперь мама стала безучастной, постоянно лежит с закрытыми глазами или смотрит в окно на несколько чудом уцелевших на клёновом дереве листьев.

– Это ты, девочка моя! Как я рада тебя видеть. Но слёзы… с Колей поссорились?

– Извини, мамочка, наверно я дура. Нет, хуже. С Колькой всё нормально, он меня любит, только… погоди, мамуля, руки горячей водой погрею и к тебе. Чаю принести?

– Не торопись, успеем поговорить. Мне вспомнилось, как ты пила чай с малиновым вареньем, когда болела. Только что умирала, а как варенье увидишь, выздоравливала разом. Бежала к столу, хватала самую большую ложку. Сейчас мне даже представить тебя сложно маленькой. Вон какая, ладная, пригожая девушка. Ну-ка покрутись, дай, полюбуюсь.

Анастасия устыдилась своих слёз. Точнее, тех, которые были вначале.

Теперь набежали совсем другие.

Девушка принялась хлопотать, принесла чай в большой чашке, розетку с вареньем, подоткнула маме подушку под спину, усадила удобно, принялась прибираться.

По молодости лет она представить не могла последствия необратимых, трагических событий, которые разворачивались на её глазах.

– Не суетись, Асенька, рассказывай, солнышко, что случилось.

– Случилось! Да! Да, мамочка, случилось. Ещё как случилось. Можешь меня поздравить, я беременная. Через два месяца свадьба, экзамены на носу, ты болеешь, а я…

– Коля знает?

– Да он вообще повесится. Последний курс. Шутка ли. Нет, мамочка, нельзя мне рожать, никак нельзя.

Виктория Леонидовна побледнела, трясущимися руками отставила чашку, уставилась на трепещущие за окном кленовые листья, которые вот уже половину зимы не могли поверить, что жизнь бренна. Вот так заканчивается век всего сущего. Так, так, так.

По маминому лицу тихо потекли слезинки, она легла, укрылась пледом до самого подбородка и замолкла.

Всю жизнь человек бежит за своим счастьем, а догнать не может. Кажется, вот оно: молодость, здоровье, любовь. Отчего тогда постоянно что-то мешает, ставит подножки, хихикает и свистит вслед? Как понять своё неприкаянное состояние в самые радостные моменты, когда жизнь похожа на огненный танец? Почему мы не в силах осознать, что кажущиеся проблемы, почти всегда, шанс начать новую жизнь?

Счастье, оно требует сосредоточенности и внимания. Его нужно разглядеть, помочь проявиться. Отчего большую часть жизни мы пребываем в иллюзиях и грёзах, не замечая самое главное?

Ася посмотрела на бледное мамино лицо, повернулась и на цыпочках попыталась выйти.

– Не уходи, девочка, я не сплю. Задумалась. Эхо воспоминаний, предчувствие надежд. Счастливая ты у меня.

– Смеёшься, да? А мне не до смеха. Какие же мужики сволочи. Ему-то что…

– Знаешь, я молодость свою вспомнила. Тогда мы совсем не так жили. Поесть и то всласть не могли. Но я не о том. Любовь, она во все времена одинаковая. Нахлынет, вывернет наизнанку мозг и всё прочее, что к нему в такие минуты прилагается. Это мы после страдаем, а когда влюбляемся, забываем обо всём на свете. Думаешь, ты одна такая, в ком плод страсти без спроса корни пустил?

– Мамочка, милая, ты же понимаешь, что ребёнок в моём положении, это катастрофа, крушение всего. Ну, рожу, и что? Про образование можно сразу забыть: пелёнки-распашонки. А я ещё молодая. И Колька. Думаешь, я нужна ему буду, такая?

– Какая такая, девочка? Глупенькая моя. Мужчины больше нас переживают, если не могут после себя потомство оставить. Лучше послушай мою историю, тогда решение примешь.

– Мамуль, мне удавиться хочется, а ты со своими рассказами. Да я каждый из них по сто раз слышала. Только не плачь, мне без того тошно.

– Эту историю не слышала. Я даже себе её рассказывать боялась. Теперь вот решилась, а у самой мурашки по всему телу. Мне тогда чуть больше было, чем тебе, только жить было негде. Снимала угол в комнате у родной тётки, Алевтины Ивановны, ты должна её помнить.

– У которой шесть детей было?

– У неё. Бедно жили, голодно. Я училище заканчивала, а тут любовь. Первая. Не представляешь, как меня тогда накрыло. Случилось то, что должно было произойти, когда мужчина и женщина… у меня уже плод вовсю шевелился, когда правду узнала. Недомогание было, но я его на голод списывала, а так, нигде ничего. Может только вес немного прибавила, но и это объяснить можно было: на заводской практике нас в столовой подкармливали.

Виктория Леонидовна сжалась, закрыла рот ладонями, а глаза… в глазах был ужас.

– Любимый мой тоже учился. Жил в общежитии. Как узнал про беременность, испугался, начал меня во всём винить. Тогда мне небо с овчинку показалось. Что со мной происходило, толком не упомню. Туман в голове. Единственная, кому призналась, была подружка по училищу, Анечка Пухова. Она меня и надоумила аборт делать. Тогда это было незаконно, но сама знаешь, если есть спрос, значит и охотники найдутся.

– Ну вот, а меня отговариваешь.

– Дослушай, девонька, не перебивай мать. Чувствую, недолго мне осталось небо коптить. Это очень важно. Познакомила меня Анечка с тёткой. Та осмотрела, ощупала, дала указания, как готовиться. Сказала, организует всё так, что никто знать не будет. Время назначила.