Читаем За границами снов полностью

Нам стало известно, что вчера вследствие пожара у г-на К.К. погибли все свиньи (числом 2).

Редакция выражает соболезнование г-ну К.К.


Сегодня, в 7 часов утра в куче бумажных колпаков и серпантина мусорщики обнаружили труп неизвестного. Опознание не представляется возможным: труп обезображен до неузнаваемости. Сохранились великолепные зубы, открытые оскалом смеха. Сомкнуть челюсти не удалось нашим лучшим специалистам.

Прогулка

– Пойду, куда глаза глядят!

Сказано громко и внятно, не без покушения на сильный эффект. Выражение, правда, несколько неопределенно, но тем не менее недвусмысленно.

Ответствуют – два занятых кресла, два отсутствующих затылка (вид сзади).

Разноцветный экран дышит и живет; он кажется мне сейчас самым одушевленным существом, которому к тому же не откажешь в привлекательности. Я ж ощущаю себя какой-то придуманной, серой, жалкой в своей необязательности в данном интерьере, в пространстве и времени…

Обхожу кресло сразу с обеих сторон, мои полупрозрачные половинки встречаются перед экраном и, сердечно поздоровавшись за руку, сливаются в одно целое. Меня, во всяком случае, это удивляет, но, не успев разобраться в сем феномене, слышу: «Отойди! Не видно!»

Присаживаясь в сторонке на диван и с большой скоростью и с еще большим недоумением меняю все чистые и смешанные, мыслимые и немыслимые цвета. Чтоб заметить это новое явление, мне было достаточно видеть свои руки: вот они стали ядовито-зелеными, вот – фиолетовыми… Бирюзовые! Темно-алые. Напоследок – совсем уж какого-то сумасшедшего оттенка: то ли цвета переспелого плода хлебного дерева с переходом в ультрамарин, то ли цвета только что пойманного анчоуса с отливом берлинской лазури… Последний цветовопль достиг такой силы, что оставил в воздухе запах ацетона и железной окалины. Но…

Мощный, хорошо налаженный голос кричал: «Нет скажешь! Скажешь!!»


Делать нечего… Пойду в вышеуказанном направлении. Куда на сей раз приведут меня глаза? Темно? – Хорошо. Дождь? – Еще лучше. Закрутить вокруг горла шарф, втиснуться в старое черное пальто, в руку – отцовский зонт и – за дверь!

… Хлопнула!.. Не заметят. На улицу!

Пробежала лестничные пролеты, выскользнула из подъезда. Да где же это я?.. Воздух!.. Вдох – и не хочется выдыхать…Тополиная горечь, немыслимая свежесть, пьянящая трезвость. Правда какая-то! Стою и дышу. Вот просто. Стою и дышу.

Сырая, многозначительная тишина. Обетованная. Недостижимая. Баснословная. Некоторые вкрапления ее совсем не портят: стук дождевых капель, небольших, редких, гудок электрички, проносящейся где-то по краю мира, лай дальних собак. Кажется, что эти звуки только снятся ей. И я становлюсь ее полноправной частью: иду, настукиваю каблуками по плитам тротуара, стараясь щедрей наступать в лужи, – так звук мягче падает в тишину.

Туда, в самую длинную улицу, всю в черных облаках лип. Увеличив влажность души, сразу же соглашаюсь с таким деликатным, тактичным, тонким дождем, что мне желательно идти в его ритме. На этом закрываю зонт.

«Самопредоставленность». Слово какое… Полное эха. Вещь подчас опасная. Но иногда – необходимая… Дай собраться. Дай подумать. Оглянуться. Вернуться к себе.

И я продолжаю свой замедленный (ведь дождь просил) бег на дистанцию неопределенной протяженности.

Есть улицы, старые и длинные, как корни большого мудрого дерева, корни, обросшие переулками, корни, протянутые из прошлого в настоящее и обратно… Это корни города, связные времени. По ним проходят легенды и предания, живым соком струятся в них воспоминания… Читала или слышала где-то, будто вечерние сумерки имеют привычку задерживаться здесь дольше, и когда другие улицы уже окончательно потемнеют, на старых лежит нетронутая синева… Я до сих пор не проверила этого…

Тут редки фонари. И каждый – целое открытие, выламывающее из небытия кусок сказки.

Вот этот – высветил фасад престранного дома с овальными окнами, лишь в маленьком чердачном окне голубел свет, вход сторожили четыре деревянные позеленевшие колонны. Мне всегда казалось, что в домах подобного обличья и люди живут таинственные, необыкновенные; это пока неподтвержденная гипотеза, но, проходя мимо такого дома, я буквально чувствую, как там, за стенами, шевелятся неслыханные СОБЫТИЯ…

Высоченные фигуры освещены следующим фонарем. Кто сии? Да неужели – деревья? Пирамидальные, монолитные формы, из антрацитовой черноты состоящие, приоткрывали часть крыши красной черепицы. Деревья ночью – это иные деревья. Взяв с собой эту аксиому, пройду дальше, на всякий случай, не дав им названия… и почувствую чей-то взгляд. За чугунной калиткой светятся два серьезнейших собачьих глаза…

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Живой Литературы (АЖЛ)

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия