Названная Мелиссой шла немного позади от жрицы. Обе весь путь хранили молчание. Жрица шла быстрым уверенным, но не широким, шагом, длинные одеяния ее спадали почти до самых каменных плит, по которым она ступала. Мелисса смотрела пристально ей в спину. Она пыталась отогнать на задворки памяти видения прошлого. Сейчас это было бессмысленно – все эти воспоминания и сны, что они теперь могли значить? Она здесь, а внешний мир навсегда потерян для нее, как потерян брат. Ничто больше ее там не держит, впрочем, и здесь.
Они подошли к высоким деревянным створкам дверей. Жрица постучала, распахнула двери и, впустив внутрь следовавшую за ней, с поклоном закрыла их. Римьяна не раз бывала в этом помещении с высокими потолками, стенами, устланными книжными полками. Зал наполнял запах тысяч сгоревших свечей. В глубине, у стола в окружении ореола зажженных светильников, в кресле сидела Старшая Жрица.
Женщина сделала легкий жест рукой, и девушка подошла и села рядом. На самом деле Жрица была в летах, но совсем немногие морщины поселились на ее лице. Оно хранило суровость, отстраненность, но в то же время в его чертах, а может, взгляде было что-то проникающее, заставляющее смотреть на нее неотрывно.
– Ты уже три луны живешь среди нас, – сказала она. – Пришло время тебе решать.
Пришло время определить ее судьбу – остаться простой послушницей на последующий год, спокойно исполнять ежедневные труды, прислуживать на простых церемониях и потихоньку учиться, оставаясь не связанной обетом, или принять первый круг служения. Она прекрасно знала, какого выбора от нее ждет Жрица. Та видела в девушке сильную и умную женщину, способную достичь многого. Если она выберет второе, то начнется серьезная учеба и погружение в суть их жреческого пути, а не простое повторение ритуалов, как в случае послушницы. Но такой выбор должен был осуществляться осознанно. А той, что называли Мелиссой, было все равно.
Девушка молчала.
– Ты никогда не рассказывала мне, как попала на невольничий рынок. Я же не стану расспрашивать тебя об этом. Но скажу вот что: как бы ни была велика твоя боль, и она когда-нибудь пройдет. Ты молода и сильна, и жизнь твоя продолжается. Однако, если ты дашь себе утонуть в прошлом, это равносильно тому, что жизнь твоя закончилась тогда, еще до нашей с тобой встречи. Как жрице Ордена Единства Стихий, мне доподлинно известно, что никакое событие не случайно. И если наша встреча состоялась, то ни для тебя, ни для меня она не пуста. Поверь, я бы не стала тратить время на пустое.
Жрица смотрела прямо в глаза молодой девушке. Она видела в этих глазах цвета грозового неба твердость и намеренье. Этот взгляд ей был так знаком.
Однако девушка не собиралась отвечать ей согласием. Слова проносились мимо, как вихорьки на реке. Эта река уносила ее все дальше и дальше…
Уже вечером после ритуала зажжения ночного огня, Римьяна с облегчением удалилась в свою келью, подошла к окну, вдыхая влажно-леденящий воздух, напитанный шелестами и криками ночных созданий, и повалилась на колени, упершись лбом в холод каменной стены.
За окном через сумрак вечереющего неба прорвался холодный осенний дождь. Мелкие, не частые пока, капли взбрызнули каменную поверхность перед окном. Римьяна подняла голову. Некоторое время она вглядывалась куда-то вдаль, а потом быстро накинула плащ и тихонько вышла из комнаты.
На ночь двери Монастыря запирали. Однако Римьяна знала обходной путь, через калитку в скалах. Иногда некоторые жрицы ночью покидали стены монастыря. Об этом Римьяна узнала, увидев однажды, как это делала одна девушка, недавно сменившая серый плащ на буровато-коричневый. Та объяснила, что это нужно для каких-то ритуалов, которые для Римьяны пока все равно не актуальны. Но девушка запомнила, где находилась потайная калитка.
Теперь тихо добравшись до места, она надеялась найти ее незапертой. Маленькая дверка под лестницей подчинилась девушке, и никем не замеченная, молодая послушница покинула стены Монастыря.