За гранью

Она медленно, словно опасаясь чего-то, опустилась на стул. Глаза продолжали без устали бегать по кабинету, как будто она боялась, что сейчас внезапно появится кто-то страшный и накрепко привяжет ее к стулу. Бэнкс не сомневался, что решение прийти сюда далось ей очень нелегко.

— Чай? Кофе? — спросил он.

Она подняла на него удивленные глаза:

— Э… да. Пожалуйста. Если можно, кофе.

— Какой?

— Что?

— Я спрашиваю, с чем пьете кофе? Какой вам заказать?

— С молоком и много сахара, — ответила она с удивлением, как будто иного кофе на свете не существовало.

Бэнкс, попросив по телефону приготовить два кофе — для него черный, — поднял глаза на странную гостью:

— Как вас зовут?

— Кэнди.[33]

— А по-настоящему?

— Что? А чем вам не нравится это имя?

— Нет-нет. Кэнди так Кэнди. Вы прежде бывали в полицейском участке?

Тонкие черты лица Кэнди исказились от страха.

— А зачем?

— Да вы не волнуйтесь. Так принято спрашивать.

Она попыталась улыбнуться, но слабая улыбка быстро сползла с лица, будто и не было.

— Да… мне как-то тревожно, что ли…

— Успокойтесь. Я же вас не съем.

«Что я говорю?» — спохватился Бэнкс, заметив плотоядный, понимающий взгляд, которым вспыхнули ее глаза. Он запамятовал, что на нынешнем слэнге «съесть» означает заниматься оральным сексом.

— Я хотел сказать, — поспешил пояснить он, — что не сделаю вам ничего плохого.

Снова появился молодой констебль с идиотской ухмылкой на лице и двумя чашками кофе. Бэнкс сразу же приказал ему выйти: заносчивость и высокомерие юнца и его словно приклеенная к глупому лицу самодовольная улыбка раздражали Бэнкса.

— Ну, Кэнди, — обратился к ней Бэнкс, сделав первый глоток. — Что привело вас ко мне?

— Можно закурить? — спросила она, раскрывая сумочку.

— Сожалею, — ответил Бэнкс, — но курение здесь запрещено, и за нарушение запрета я понесу ответственность наравне с вами.

— Так, может, мы выйдем из участка?

— Не думаю, что так будет лучше, — покачал головой Бэнкс. — Давайте действовать сообразно правилам.

— Вы знаете, я просто люблю, когда пью кофе, выкурить сигаретку. Привычка, знаете…

— На этот раз сделайте исключение. Так что привело вас ко мне, Кэнди?

Она немного помедлила с ответом, выражение ее лица стало обиженно-озабоченным, она закрыла сумочку, а когда закидывала ногу на ногу, так саданула платформой туфли по днищу столешницы, что кофе из чашки Бэнкса выплеснулся на кучу лежащих перед ним бумаг.

— Ой, простите! — вскрикнула она.

— Ничего, — успокоил ее Бэнкс и, достав носовой платок, вытер пролитый кофе. — Так вы хотели рассказать мне о цели своего прихода.

— Я хотела?

— Да, — заверил ее Бэнкс.

— Тогда вначале, — обратилась к нему Кэнди, перейдя почти на шепот, — вы должны гарантировать мне иммунизацию или как там это у вас называется. Иначе я не скажу ни слова.

— Вы хотели сказать иммунитет, то есть неприкосновенность.

Она залилась краской:

— Пусть так. Я недолго ходила в школу.

— Иммунитет от чего?

— От преследования.

— А за что я должен вас преследовать?

Ее взгляд снова заскользил по кабинету, иногда задерживаясь на Бэнксе; пальцы рук нервно теребили лежащую на коленях сумочку.

— За то, чем я занимаюсь, — помедлив, ответила она, — ну… с мужчинами. Я проститутка.

— Господи! — притворно ужаснулся Бэнкс. — Да вы прямо огорошили меня таким сообщением!

В ее глазах заблестели злые слезы.

— Вот только не надо подколов! Я не стыжусь своей профессии. По крайней мере я не бегаю по улицам и не сажаю в камеры невинных людей, оставляя на свободе явных преступников.

Бэнксу стало не по себе. Надо бы придержать язык, ведь только что, обидев ее своим сарказмом, он проявил себя не лучше того констебля с сальной улыбкой.

— Простите меня, Кэнди, — произнес он, — но у меня пропасть работы. Мы можем перейти к делу? Если у вас есть что мне рассказать, начинайте.

— А вы обещаете?

— Что?

— Что вы не закроете меня.

— Обещаю. Ей-богу! Если, конечно, вы не раскроете страшную тайну какого-нибудь совершенного вами преступления…

Она вскочила со стула:

— Я не совершала никаких преступлений!

— Ну хорошо, хорошо! Прошу вас, садитесь. И успокойтесь.

Кэнди медленно села, теперь уже следя за тем, чтобы платформа ее туфли не причинила никаких неприятностей.

— Я пришла, потому что вы ее отпустили. Я не собиралась приходить. Не люблю полицию. Но вы ее отпустили.

— О ком вы, Кэнди?

— Да о жене этого маньяка, о них еще в газете писали.

— И что вы хотите сообщить?

— Они… однажды… понимаете, они…

— Они вас сняли?

Она опустила глаза:

— Да.

— Они были вдвоем?

— Да. Я стояла на улице, а они подъехали на машине. Договаривался он, а когда мы сговорились, они привезли меня к себе домой.

— А когда это было, Кэнди?

— Прошлым летом.

— Не помните, в каком месяце?

— Я думаю, в августе. В конце августа. Было еще тепло.

Бэнкс задумался. Сикрофтский насильник исчез примерно в то время, когда чета Пэйнов переехала оттуда. До того как Пэйн похитил Келли Мэттьюс, оставалось примерно полгода. Выходит, все это время он пытался удовлетворять свои желания, обращаясь к проституткам? Какова же тогда роль Люси?

— Куда они вас привезли?

— На Хилл-стрит. В дом, о котором писали газеты.

— Что было дальше?