Единственным сопровождением барду служило голубиное воркование. Когда он закончил, по спине у Грейс побежали мурашки. Она плохо поняла, о чем он пел, но никогда прежде не случалось ей слышать в песне столько грусти и неизбывной тоски. Рядом с ней беззвучно рыдала Эйрин: обильные слезы ручейками струились по ее щекам. Грейс тоже бы с удовольствием поплакала – сумей она вспомнить, как это делается.
Фолкен поднял голову.
– Эта песня называется «Жалоба Ультера», – сказал он. – Немногие помнят ее в наши дни. Тысячу лет назад произнес эти слова король Ультер, стоя на коленях в алом от крови снегу. Он был ранен, разбит и замерзал от холода. Тысяча волков – отборных воинов его личной гвардии – лежали мертвыми вокруг своего предводителя и повелителя. Тысяча вульгримов – самых могучих и бесстрашных бойцов во всем Торингарте – последовали за ним через Зимнее море, чтобы скрестить оружие с приспешниками Бледного Властелина. И вся тысяча полегла здесь, подобно срезанным серпом колосьям. Еще десять тысяч ратников пали в ущелье Теней, растерзанные когтями и клыками неисчислимой орды фейдримов – столь свирепых и кровожадных, что они продолжали рвать и уродовать тела своих жертв даже после того, как те испускали последний вздох. Но такова уж природа этих несчастных созданий, безвозвратно изуродованных по воле Бледного Властелина, их хозяина: если они не могут обратить свою ярость на врагов, она неизбежно обращается против них самих. – Мягко ступая по ковру, Фолкен двинулся в обход стола, одновременно продолжая рассказ. – В живых остались всего дюжина приближенных эрлов, знаменосец Ультера и его любимый шут. Он проиграл, и мысль о том, что Фаленгарт больше некому защитить от пришествия Тьмы, сводила его с ума. А когда он поднял голову и посмотрел сквозь Оскаленную Пасть в долину, то узрел самого Бледного Властелина, выезжающего из Имбрифейла. – Голос барда окреп и обрел звучность органа; вспугнутые голуби покинули насиженные места и принялись беспорядочно носиться под сводами. – Конь его был огромен и черен, как беззвездный мрак. Подкованные копыта высекали из камня, снопы искр. Но сидящий на нем всадник был бел – бел от головы до пят. Три огня пылали на его белоснежной груди: зеленый, синий и красный. То были три Великих Камня, составлявших Имсаридур – Железное ожерелье, некогда похищенное Врагом у темных эльфов. Заключенной в нем одном магии с избытком хватило бы, чтобы обратить в рабство весь Фаленгарт. А вслед за Фаленгартом и всю Зею. Бледный Властелин не торопился. Он был уверен в победе. Да и кто мог ему противостоять? Кучка жалких людишек, окровавленных и падающих с ног от усталости? Раненый король? Или, может, кривоногий коротышка-шут, хнычущий от страха, но не забывающий при этом распевать свои дурацкие песенки?
Фолкен сделал паузу, чем немедленно воспользовался Бореас. Гнев короля улегся, но на лице и в глазах по-прежнему читалась неприязнь.
– Повесть твоя печальна, Черная Рука, – заметил Бореас. – Печальна и трогательна. Так ведь ты на то и бард, чтобы трогать сердца и души слушателей. Готов признать, что рассказчик ты превосходный, только я никак не возьму в толк, какое отношение к Совету Королей имеют все эти старинные сказки?
– Прямое, ваше величество, – спокойно ответил Фолкен, проведя пальцами по поверхности разбитой руны. – Как только я закончу, вы в этом убедитесь. И все остальные, надеюсь, тоже. Итак, – возобновил рассказ бард, – король Ультер узрел приближение Бледного Властелина, и сердце его упало, а душа наполнилась отчаянием. Он не боялся смерти, но его повергала в трепет мысль о том, что победа Врага означает гибель всего светлого и прекрасного на Зее. Но тут перед глазами Ультера разлилось серебристое сияние. Он повернул голову и увидел три скользящие к нему по заснеженному полю брани фигуры. То были светлые эльфы. Их стройные высокие тела облегали одежды из тончайшей материи, словно сотканной из звездных лучей, а благородные, прекрасные и одухотворенные лица светились неземным светом. При взгляде на них сердце Ультера укрепилось, душа преисполнилась восторгом, и владыка Торингарта склонил голову.