За гранью

Какое-то время она не думала и не вспоминала ни о чем: ни о человеке с железным сердцем, ни об Адриане Фарре, ни о брате Сае, ни об этом новом мире, отделенном от ее Земли неведомыми безднами пространства и времени, ни даже о больнице и бесконечном потоке раненых и увечных, струящемся сквозь двери приемного отделения экстренной помощи.

Последним сознательным усилием Грейс заползла под толстое тяжелое одеяло, вытянулась, закрыла глаза и провалилась в глубокий, безмятежный сон, в котором не осталось места ни для чего, кроме покоя.

29

Когда Трэвис и Фолкен приблизились к стенам древней цитадели, солнце уже скрылось за грядой окружающих долину гор, а пламеневшие медью воды озера потускнели и приобрели неприветливый свинцовый оттенок.

— Пора узнать, дома ли хозяева, — небрежно заметил бард, остановившись перед воротами. Правая рука его как бы невзначай коснулась висящего у бедра кинжала. Этот жест, никак не вязавшийся с насмешливым тоном Фолкена, без всякого магического переводчика поведал Трэвису об угрожающей им опасности. Судорожно сглотнув, он тоже нащупал рукоять своего малакорского стилета. Его спутник, сжав кисть левой руки в кулак, трижды ударил в толстую деревянную дверь, поверхность которой испещряли многочисленные колотые и рубленые шрамы.

Внутри лязгнул засов, и дверь со скрежетом приотворилась — ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было разглядеть чей-то выпученный, налитый кровью глаз. Воспаленное око привратника повернулось направо, потом налево и наконец остановилось на двух путниках у ворот.

— Кого там еще несет? — проскрипел раздраженный голос.

— Двое путешественников обращаются с просьбой о приюте и ночлеге, — официальным тоном ответил Фолкен.

— Вам бы лучше подыскать другое место, пока не стемнело, — проворчал привратник. — К нам и так набилось столько бродяг, что и одного-то приткнуть больше некуда, не говоря уже о  двоих. Проваливайте!

Дверь начала закрываться, но бард успел воткнуть в щель носок своего сапога.

— Позволь заметить, приятель, что другого приюта для ночлега поблизости нет и никогда не было, — сказал он. — Пусть мы и рядом с границей, но все же в пределах территории Семи доминионов, где действуют старинные законы гостеприимства. А если у тебя плохо с памятью, могу освежить.

Страж ворот разразился хриплым смехом.

— С моей памятью все в порядке, — прокашлял он, — боюсь только, наш добрый король Кел не больно уважает законы — разве что те, которые сам устанавливает. Трудно найти господина более гостеприимного в отношении тех, кто ему по душе, и более строгого к тем, кому он не благоволит. — Глаз привратника сузился до размеров маленькой щелки. — А кем явился сюда ты, Фолкен Черная Рука? Другом или врагом?

Реакцией на изумленный взгляд барда стал новый взрыв лающего хохота.

— Ну да, я знаю, кто ты такой, странник! Да и что толку было б от меня на этом посту, не сумей я распознать в твоем обличье самого Сурового Барда. — Глаз с любопытством уставился на Трэвиса. — Скажи-ка лучше, что за красавчика привел к нам ты?

Под изучающим взглядом привратника Уайлдер чувствовал себя крайне неуютно, хотя затруднился бы определить причину дискомфорта. Фолкен же в отличие от него никакого смущения не испытывал.

— Ты мне зубы не заговаривай, а отвечай на вопрос! — рявкнул он. — Собираешься ты нас впустить или нет?

— Ладно, так и быть, — сдался привратник. — Раз уж вы настаиваете, можете войти. Замечу только, что и вам не помешает ответить на мой вопрос — хотя бы самим себе. Друзья вы или враги? Если мне не изменяет память, имя Фолкен Черная Рука больше не вызывает восторга у короля Кела. Особливо после твоего последнего визита в Кельсиор.

С этими словами глаз исчез.

— Что все это значит? — прошептал Трэвис.

— Пока точно не уверен, — пожал плечами бард.

Трэвису его ответ не понравился, но дальнейшие расспросы прервал скрип отворившейся двери. Свет факелов освещал темный коридор. Привратник куда-то пропал. Трэвис глубоко вдохнул и последовал за Фолкеном. За их спинами гулко громыхнула захлопнувшаяся дверь. Оба резко обернулись.

До Трэвиса не сразу дошло, что ворох грязного тряпья, на который он не обратил внимания в тусклом свете факелов, оказался человеческим существом. Сгорбленная старуха задвинула на место деревянный брус засова и заковыляла к ним. Из бесформенной груды лохмотьев, прикрывающих ее тело, торчали тощие руки со скрюченными пальцами и кривые, тонкие, как паучьи лапки, ноги. Единственный глаз этого кошмарного создания был устремлен на гостей.

— Добро пожаловать в Кельсиор! — кокетливо прошамкала старуха.

На Фолкена, однако, заметного впечатления это зрелище не произвело.

— Плохи, должно быть, дела у короля Кела, — заметил он не без сарказма, — коли врата его замка поставлена охранять одноглазая карга! А куда же подевались его хваленые воины?

— Ха, воины! — пренебрежительно фыркнула старуха, махнув костлявой рукой в сторону алькова, где дружно храпели двое стражников в потертых и грязных кожаных панцирях. — Как всегда, еще до заката налакались до полного бесчувствия.

Глаза Фолкена сузились.