За гранью безумия

К чашке он подошел только через минут через десять – когда намазал ожог мазью, судорожно, дергая кадыком, нахлебался воды из-под крана и окончательно смирился с тем, что сейчас увидит.

В чашке аккуратной горкой лежали дохлые муравьи. Их сухие тельца слегка шевелились от движения воздуха, и казалось, что еще секунда – и трупики очнутся, закопошатся и волной хлынут через край.

Данила вышвырнул чашку в окно – резко, наотмашь, с удовлетворением прислушавшись к хрусту и звону, когда она разлетелась о бордюр. Кажется, «Машенька» сделала свое дело.

Но у победы был едкий привкус. Он отдавал кислыми щами.

Данила заметил это, когда чистил зубы. Дыхнул на ладонь, поднес ее к носу, втянул воздух. Странное тухловатое амбре, словно кто-то сдох у него на руках. «Гастрит», – сообразил он.

Дочистил зубы, сплюнул под струю воды. И краем глаза заметил в стремительно утекающем в раковину белом пенистом плевке что-то рыжее.

* * *

На лавочке у подъезда сидела какая-то незнакомая Даниле бабка. Насколько он помнил, старики в доме не жили уже лет пять – кто умер, кого дети и внуки перевезли поближе к себе. Бабка была в новинку. Как, кстати, и муравьи. Не нужно быть гением, чтобы сложить один и один.

– Здравствуйте, – как можно вежливее сказал Данила.

Бабка не шелохнулась.

«Глухня», – резюмировал Данила и встал перед ней.

– Здрав ствуй-те! – четко проартикулировал он, преувеличенно сильно шевеля губами.

Бабка подняла на него мутный взгляд. Она была вся какая-то рыжеватая – от кирпично-красных, выкрашенных хной волос до желтой пергаментной кожи. Желтыми были и белки ее глаз, и слюна, скопившаяся в уголках рта, и даже ноготь, которым она поскребла дряблую щеку. На подбородке торчало несколько черных волос.

– Бабуля, у вас муравьев нет?

Старуха тупо смотрела на Данилу – и как бы сквозь него.

– Бабуль? – повторил он, уже не надеясь на успех. – У вас рыжих муравьев нет?

Бабка пожевала впавшими губами.

– Ясно, – кивнул Данила. – Доброго дня.

* * *

На работе Вовка сообщил, что шурин сделает телефон на выходных, и поинтересовался, как дела на муравьином фронте. Данила бодро отрапортовал, что все в порядке, войска подавлены превосходящими силами противника.

И незаметно сбил щелчком рыжую тварь, изучающую клавишу «Esc».

С работы их отпустили пораньше – что-то забило канализацию, полностью парализовав работу всех офисов. Рабочие уныло переговаривались матом, сплевывали в фикусы тягучую желтую слюну, разносили по всему зданию какую-то серовато-белую пыль – и больше сидели на подоконниках, чем ковырялись в стояке. С лица бригадира не сходило выражение омерзения – когда он выходил из туалетов, и презрения – когда его взгляд падал на кого-то из Данилиных коллег. Это было даже не «засранцы», а что-то похуже. Что именно – никто так и не узнал: на все расспросы и бригадир, и рабочие отвечали туманно, нехотя, с видом величайшей занятости – даже если за секунду до этого обсуждали жопу какой-нибудь из секретарш, опрометчиво продефилировавшей мимо. Ясно было только одно: все сотрудники получили отгул на пару дней. Перед тем, как их отпустить, начальник прочел длинную мотивирующую лекцию о том, что даже в эти сложные дни нужно помнить о корпоративных ценностях и всегда прийти на помощь коллегам, блаблабла… что означало быть готовым к тому, что на почту может упасть какое-то задание, и плевать, что вся документация по проекту хранится только на рабочем компьютере, исходя из тех же самых корпоративных ценностей и в соответствии с корпоративной же тайной…

И как только Данила хотел прояснить эти взаимоисключающие параграфы, как в мужском туалете что-то ухнуло – и офис словно превратился в кастрюлю, полную прокисших щей.

* * *

Кот уже с порога требовал еды – отчаянно, нагло, как, впрочем, и всегда. Данила два года назад подобрал его нелепым неуклюжим котенком-подростком – купился как раз за эту несусветную наглость: кот заявился на полянку, где они с друзьями жарили шашлык, и уволок одну из бадеек с замаринованным мясом. Нашли его по следам маринада на траве – осоловевшего и обожравшегося. На маты и проклятия он реагировал лишь подергиванием ушей, тупо глядя круглыми бесстыжими глазами. Даниле почему-то пришлось по душе это нахальство, да и с тех пор, как они с Викой расстались, в квартире стало как-то пусто… Обратно кот ехал у него на коленях и тарахтел как хорошо смазанный мотор. Доводы приятелей, что котейка явно местный и прикармливается на ближайших дачах, не возымели действия.

Дома кот освоился очень быстро, за пару дней понял назначение лотка и неотвратимость наказания за подранную мебель. Правда, вот именем так и не обзавелся. Дальше банальных Мурзиков и Васек фантазия Данилы не работала – и в свете этого кличка «Кот» показалась верхом оригинальности.

Сейчас Кот ходил кругами по прихожей, орал и распушал хвост.

– Ладно, ладно, – бормотал Данила, стягивая обувь. – Сейчас, сейчас… потерпи.

Парочка муравьев копошилась в унитазе. Данила помочился на них, хищно скалясь, – по дороге домой он купил какой-то убойный, по словам продавца, аэрозоль и уже предвкушал победу.