За гранью мира алая заря

Шум перьев. Небо, бросившееся навстречу. Ослепительный луч солнца, такого большущего, что своим светом оно съедает страшную фигуру. А когда уродливая голова вновь заслоняет огненный шар, то видишь, что страшиться нечего. Пара сбитых друг с другом палок, дырявая кастрюля, да рваная одежка. А под коготками неподвижное, давно уже неживое дерево. С этого сверкающего мига пугало превращается в обыденность, становится ничуть не страшнее телеграфного столба. С пугала можно гордо смотреть на подруг, прячущихся в кустах и восхищенно перешептывающихся. Когда-нибудь каждая из них повторит твой подвиг. Но сейчас только тебя греет солнце, только тебе дует ветер, только тобой любуется весь необозримый мир.

15

— Крииии, — скрипнуло еще раз.

Маруша вздрогнула и очнулась, вновь оказавшись посреди поля, утонувшего в Ночи Легостая. Пугало покосилось, чуть повернулось, а потом порыв ветра ударил горшком об шест, и тот расколол древнюю посудину, шрапнелью черепков сбросив птичку, не ожидавшую такого подвоха, в рытвину борозды.

— Испугалась? — раздался шепот сверху.

Следующий порыв ветра распахнул рванье на груди пугала, и Маруша увидела туманного кота с голубыми глазами.

— А ты чего тут делаешь? — обозлилась Маруша, словно кот был виноват, что ей пришлось так неловко приземлиться.

— Имеющий глаза, да увидит, — хмыкнул кот.

Маруша пригляделась. Лапы кота были прихвачены к шесту лиловыми искрящимися проводами.

— Влип под завязку, — понимающе кивнула Маруша. — И долго висишь?

— Все время, пока ты спала, — непонятно ответил кот.

— Может, кого позвать? — птичка суматошно озиралась по сторонам.

— Бесполезно, — клыком кот прикусил губу. — Эти провода вряд ли кому подвластны в Ночь Легостая. Ну, может быть, только тебе.

— Почему? — удивилась Маруша.

— Ты — живая, — ответил кот еще большей загадкой.

— И что я могу сделать?

— Проклевать провода, — кот заворочался, висение не доставляло ему большого удовольствия. Если из крошечного серпика Луна выросла больше чем в половину диска, лапы у него уже порядком затекли. А вдруг прошло столько времени, что успело родиться и умереть несколько Лун.

— Ну не знаю, — коварно отвернулась птичка. — Вообще-то, мне надо спешить. Вторую зарю я уже пропустила. Никогда на земле не наступит благословенное царство птиц. Бескрылые останутся жить. Но мы встанем наравне с ними, если к третьей заре я доберусь до Далекой Страны.

— Сначала тебе надо перебраться через поле, — улыбнулся кот, посверкивая глазами. — Ты уже убедилась, что это не так-то просто.

— Но ты ведь знаешь, знаешь как?

— Я-то знаю, но что я могу в связанном состоянии.

— Ну, котик, ну объясни мне.

— А ты расклюй провода.

— Но на это уйдет уйма времени.

— Сколько б ты сейчас не сэкономила, его не хватит, чтобы пересечь поле до третьей зари. Бескрылые говорят, что жизнь прожить — не поле перейти, да только нынче все наоборот. Жизнь прожить проще простого, а вот оставить поле позади никак не получается, не так ли, Летящая в Вирию?

— Уж я-то не собьюсь с пути, потому что чувствую направление.

— И куда оно тебя ведет?

— Туда! — стрелкой компаса клюв указал вдаль.

— Верно, — кивнул кот. — Но там горизонт. Как ты сумеешь залететь за горизонт?

— Никто в здравом уме не отвечает на такие вопросы, — беседа начала утомлять Марушу. В конце концов, есть цель и есть время, чтобы достичь этой цели.

— Никто в здравом уме не отправляется в Далекую Страну, — заметил кот. Иначе все птицы давно переселились бы туда, не правда ли? Почему они продолжают жить в лесах, полях и городах?

Такая сторона вопроса удивила Марушу. Почему, зная про Далекую Страну, птицы остаются на привычных местах обитания? Да что птицы! Даже Шумелка-Мышь пробивается к своему подвалу лишь после смерти. Остальные ее сородичи, зная про подвал, полный сала, и усом не ведут. Им достаточно складов и свалок. Неужели двери Вирии, как утверждал занудливый кондор, откроются не перед всяким?

— Может, пока ты размышляешь над вопросом, расклюешь провода? — предложил кот, шумно ворочаясь средь искрящихся лиловых линий. — Когда весь мир наполнен бессмыслицей, не вязни в ней, растекаясь склизкими слезами. Делай хоть что-нибудь, в чем видишь смысл. Даже если это дело не кажется осью, способной развернуть вселенную.

Не став спорить, Маруша принялась за провода. Скользкая оболочка то и дело норовила вывернуться, электрические искры грозно выпрыгивали из-под разорванной изоляции и пытались больно ужалить. Но птичка не прекращала работу, пока перекушенный провод мертвой змеей не сполз к основанию пугала. Кот неловко грохнулся на бугорок, в который воткнули шест, перекатился с боку на бок и принялся дергать затекшими лапами.

— Отличненько! — промурлыкал он. — Не следовало тебе забираться так далеко, но сделанного не воротишь. Посмотри, куда нас занесло на сей раз.

— В поле, — вздохнула Маруша. — Разве ты сам не видишь, что кругом одно лишь поле?

— Для тебя поле, — мяукнул кот, — потому что ты думаешь, что кругом поле. Вот ты и видишь только его. Я же излазил здешние места довольно хорошо, поэтому вполне могу увидеть нечто другое.

— И что же ты видишь?