За гранью снов (СИ)

Единственное, чего он не мог избежать, - это пленительный аромат ее тела. Ему порой казалось, что он ощущает его издалека, как помешанный. После первой ночи, уже тогда ему следовало задуматься, почему именно ее тело, такое непокорное и горячее, вызывает в нем бурю чувств. Лишь в нее погружаясь, он был удовлетворен: силой ее духа, пульсацией ее тела, глубиной ее ощущений, которые он тоже впитывал в себя, ее сладостью и искусительской влагой желания. Да, его тянуло к ней физически. Он не отрицал это. И мог, наверное, выделить ее в толпе безликих женщин безошибочно, потому что только она производила на него странный эффект разорвавшейся бомбы. Она привлекала его. И этому влечению было название. Плотское желание. Он хотел ее всю, без остатка, каждую клеточку ее тела, исследовать каждый миллиметр ее плоти, но не души. И, когда понимал, что этого обладания может не произойти, бесился, как дикий зверь, сходил с ума, выходил из себя. И, когда кто-то, вроде Карима Вийара, пытался накладывать свои права на нее, как на свою собственность, когда покушался на то, что принадлежало ему, Штефан становился сам не свой.

Она пыталась ему отказывать, но он брал то, что хотел, даже против ее воли, злясь на Кару за этот отказ. Как странно, но ее нежелание всегда превращалось в горячий влажный экстаз, стоило ему коснуться ее.

Однажды она все же отказалась прийти. Что стало тому причиной, он не знал, выяснять не стал. Рабыня почувствовала, что ей дозволено больше, чем остальным, и решила заявить о своих правах? Рискованно. Очень рискованно. И за этот риск ей пришлось поплатиться. Вновь, как и за своеволие, - своим телом.

Он запихнул девушку в свою комнату силой и, как она не старалась упираться, стащил с нее одежду, почти разорвав ту в клочья, бросил хрупкое тело на кровать и кинулся сверху, расстегивая молнию на джинсах и раздвигая ногами ее бедра. Она противилась, упиралась, била его кулачками по груди и плечам, царапала спину, пыталась кусаться. Это было похоже на изнасилование. Если бы только это его волновало! Он лишь брал то, что принадлежало ему, разве нет? Он просил – она отказала. И понесла за это наказание. Как он ее и предупреждал.

Но вскоре она перестала отбиваться, выгнулась под ним, откинув голову, до крови сжимая зубами губы.

- Будешь отрицать, что хочешь меня, Кара? - шептал он ей на ухо, медленно двигаясь в ее теле. - Будешь лгать мне? И себе?

- Дьявол, - могла лишь выговорить она сквозь мучительно сдерживаемые стоны, рвущиеся из горла.

Он начинал хохотать над столь правдивым предположением.

- Ненавижу, - вместе с гортанным не сдержанным стоном наслаждения вырывается у нее.

Но он не обращает внимания на ее слова, давно уже не обращает на них внимания. И многое ей прощает. Он разряжается в нее, ощущая, как она сжимает его изнутри. И ликующая улыбка озаряет лицо демона. Как бы она не отрицала, тело его не обманет: все ее ощущения, как на ладони. Их она не скроет.

И как бы он не пытался отрицать, факт оставался фактом: едва прибыв в замок, он вспомнил о ней. О том, что обещало ему общение с ней. Ласка, желание, огонь, сила ее сопротивления и сладость поражения. И губы его растянулись в плотоядной улыбке.

Он вновь хотел ее. Он слишком долго ее не видел. Да еще Вийар со своими провокациями!.. Он должен был увидеть ее, почувствовать свою власть над ней, ощутить силу ее страсти под губами, вспомнить ее...

На то чтобы принять решение, ему хватило и пяти секунд.

- Максимус, - позвал Князь Ищейку, зная, что тот стоит за дверью, будто тень.

Через мгновение Ищейка появился в кабинете, тихо прикрыв за собой дверь.

- Скажи Лейле, - не глядя на него, проговорил Штефан, - что я хочу видеть Кару. Сейчас.

- Она в Восточном крыле.

- Это что-то меняет? – покосился Князь на слугу.

- Нет, это ничего не меняет, - поджал губы тот. – Что-нибудь еще?

- Можешь идти, - и Ищейка ретировался, ни о чем более не спрашивая.

Откинувшись в кресле, Князь Четвертого клана затянулся сигаретой, вдыхая в себя горькую сладость и выдыхая сероватые колечки изо рта. Закрыл глаза, предвкушая встречу с ней, и оскалился.

Скоро она вновь станет его. А если посмеет отказать?.. Губы беса изогнулись. Если посмеет отказать, тем слаще для него будет ее поражение, которое неминуемо ее настигнет.

Кара вошла в кабинет без предупреждения или уведомления о том, что собирается это сделать. Гордая, холодная, неприступная, подбородок приподнят, брови сведены к переносице, а губы плотно сжаты.

Его губ коснулась плотоядная полуулыбка, а глаза блеснули. Какая гордая девочка! Холодная и такая неприступная. Неужели не рада его видеть?

- Чем-то недовольна? - ухмыльнувшись, спросил Штефан, но девушка промолчала.

Князь приподнялся с кресла и, затушив сигарету, шагнул вперед. К ней.

- Ты знаешь, что по твоей вине я уже не раз отступался от правил, которые сам же и завел?

Если она была поражена, то не подала виду, выражение ее лица по-прежнему не изменилось, напоминая маску отстраненности и уязвленной гордости, хотя глаза блестели, как никогда. И уже это его возбуждало.