За гранью снов

Ворота открылись. Он прошел мимо зарослей черники к крыльцу и остановился на пару минут. Потом сел на ступеньки. Облокотился спиной о стену и положил ладони на пол.

— Дом, — позвал он.

— Да, Джулио.

— На этот раз ты меня узнал?

— Да.

— В тот раз, когда ты позволил мне стать частью тебя, мне понравилось.

— Мне тоже.

— А когда я вернулся, ты не узнал меня… — Джулио снова испытал это странное чувство потери, отчаяния, тем более глубокого, что дом был таким приветливым, когда ему это нужно было больше всего.

— Но ты и в самом деле был кем-то другим, Джулио.

— А теперь я кто?

— Джулио-Эшуе.

Табаско вздрогнул.

— Джулио-Эшуе-Шиака, — пробормотал дом совсем тихо. Джулио спиной почувствовал, как его будто ощупали пальцами, а его руки будто погрузились в ступеньки крыльца.

Он ощутил, как его руки обволокла лазурь. Со смущением он смотрел, как его руки проникают в дерево.

— Дом?

— Ты же хочешь попасть внутрь?

— А разве я могу сделать это, оставаясь в своем теле? — Он попробовал пошевелить пальцами и не смог. Но ощущение было не такое, что они застряли в дереве, а, скорее, будто их кончики исчезли, вплавившись в энергию дома.

— Не знаю, — ответил дом.

Все это было так странно.

— Может быть, Натан сможет разобраться во всем этом или, по крайней мере, объяснит мне, что происходит.

— Натан на эту ночь ушел.

Ах да, сеанс. Он на целый день и ночь освобождал Натана от связи с домом, и, возможно, он проведет это время с кем-то, кто разорвал круг во время сеанса. Джулио стал гадать, кто из колдунов будет на этот раз, но понял, что не узнает, пока не спросит у них.

— Дом, ты сердишься на меня?

— Нет, — ответил тот, — я просто хочу тебя съесть.

— Что? — засмеялся Джулио. Потом взглянул на свои запястья, поглощенные деревом.

«Чего он хочет? — спросил Табаско. — Он хочет нас обидеть?» — Джулио почувствовал, как в груди у него разгорелся огонь: Табаско собрался все жечь и крушить. — «Он знает мое имя».

— Эй, Джулио, хочешь попасть внутрь? — Дерево обхватило его щиколотки, добралось до колен и выше, к поясу. Руки тоже по локоть погрузились в древесину.

Дом медленно засасывал его. Или он тонул в нем? Он уже должен был бы провалиться сквозь крыльцо, но он не чувствовал ногами землю внизу, а наоборот, все его тело под поверхностью древесины перестало осязать что-либо. Все, что он чувствовал — это обволакивающее тепло.

Дерево дошло до подбородка и остановилось.

— Джулио?

Он совсем не чувствовал ни рук, ни ног. Он больше не ощущал свое тело. Странно было смотреть на все. Должно быть, таким видится окружающий мир кошке. Прямо перед его глазами начинались трещины в половицах, уходящие и стирающиеся вдали. И если бы кто-нибудь сейчас прошел по крыльцу, он бы смотрел прямо на его ботинки.

— Ах да, конечно.

Джулио закрыл глаза, прежде чем дерево добралось до них.

И вот он стал большим, как дом.

Его нервы протянулись по изношенным, ободранным проводам, галька кое-где покрывала его тело, как драконья чешуя; доски стали его костями, а каждая комната была словно легкое; старые трубы превратились в его кровеносные сосуды, связавшие его с водопроводной системой города. Его бетонный фундамент, как ноги, зарылся в песчаную почву. Камин был сердцем дома. Его стены были полны тайн, воспоминаний, магии. Тени, повсюду таившиеся в доме, только и ждали, когда их призовут, чтобы воплотиться во что-то осязаемое. И снова Джулио ощутил, будто он растекся за пределы дома, через заросли черники, за забор, под тротуаром до середины улицы.

Но он знал, что он не один. Они с Табаско вместе исследовали свое новое тело, а за ними следовала тень, словно старший брат или сестра, идущие за малышом, который учится кататься на велосипеде.

Они чувствовали тепло, приветливость и еще многое другое. Дом все это знал.

— Вот ты и внутри, — сказал он.

— Я заметил.

— Получилось! Я съел мальчика. Я никогда раньше этого не делал, не считая Натана, но он уже был мертв тогда.

— А тебе хотелось?

— Иногда. — Голос дома звучал весело. — Только особенных людей.

— Теперь, когда ты съел меня, это означает, что я должен остаться здесь до конца жизни?

Дом не ответил. Джулио подумал, что скажет мама, если он не явится помогать ей обслуживать вечеринку у Ларсенов. Как же он ей скажет, что с ним случилось? Ее это не обрадует. Ему и самому это не нравилось, но Джулио казалось, что было бы грубо попросить дом отпустить его, пока он поглощал его, да ему и самому хотелось, чтобы его проглотили. Почему? Сейчас он и сам не знал. Но если дойдет до худшего, он может попросить Эдмунда передать все это Хуаните…

Но все это казалось таким смехотворным, что он не мог пока отнестись к этому серьезно.

В своем новом воплощении ему почти нечем было двигать. Дом мог открывать и закрывать двери и окна. Может, попробовать это? Он попросил Табаско помочь ему, и они вместе проникли в дверные петли входной двери, чувствуя переход от дерева к металлу. «Как заставить одну поверхность двигаться по другой? Как двигать предметы, не имея мускулов?» — задумался Джулио.

Табаско ответил:

— Это легко; надо только пощекотать немного магией. — И он показал.