Дверь со скрипом открылась.
Дом засмеялся.
Они попробовали щекотать дом еще в нескольких местах, и все втроем смеялись. Двери, шкафчики и ящики открывались и закрывались. Джулио вспоминал места, куда следовало бы заглянуть, а Табаско придумывал, как добраться до них. В конце концов Джулио осознал, что у дома была целая незримая нервная система, нервная сетка магии, в узлах которой пересекались отдельные нервы и скапливался лазурный свет.
— Теперь не двигайся, Джулио-Эшуе, — велел дом и мягко, но настойчиво стал растягивать его, пока Джулио не почувствовал себя змеиной кожей, которую пригвоздили к доске.
— Что ты делаешь со мной?
— Изучаю тебя.
— Зачем? Мне больно. — Его ранки горели и саднили, словно в них попала соль.
— Потерпи немного, — ответил дом.
У Джулио возникло ощущение, что его мысли взболтали и перемешали. Это напомнило ему, как яичный белок смешивается с желтком на сковородке, когда жаришь яичницу.
Его охватило смятение. Какое-то время мысли просто расползались.
Чтобы вызвать пламя из того, что не горит, skorleta, подумал он и тряхнул бы головой, если бы она у него сейчас была. На ум пришло воспоминание о том, как он кусает засахаренное яблоко, красная кожица которого лопается под его зубами, и вкус корицы смешивается со свежей терпкостью зеленого яблока. Потом вспомнился водяной нож, щекотание магией, обугленные крошки, музыкальный фейерверк…
Дом отпустил его. Он лежал, задыхаясь, на крыльце, втягивая в себя кубометры воздуха, и выдыхал их.
— Что это было? — спросил он, когда отдышался настолько, что смог говорить.
— Эшулио.
— Что? Что? — Он сел, вытянул руки перед собой, повернул ладони вверх, вниз. Руки. Вроде бы обыкновенные. Он осторожно дотронулся до половицы, но ощутил вместо древесины кожу. Он нажал чуть посильнее, и его рука погрузилась в дерево. Он медленно потянул руку назад, и она с легким шлепком отделилась от половицы.
— Дом, что это? — прошептал он.
— Чтобы понять что-то до конца, надо это переварить.
— Похоже, многие вещи я не пойму никогда, — сказал Джулио.
— Теперь, когда в твоих пальцах огонь, ты можешь съесть гораздо больше.
— Но разве… Разве это не уничтожает вещь, которую ты изучаешь?
— Нет, если ты научишься правильно это делать.
Джулио потер руки. Они казались нормальными: все мозоли музыканта на своих местах, подушечки пальцев и холмики на ладонях.
Дом съел его, но он остался целым.
Но он изменился. Голова все еще болела от того, что дом сделал с ним напоследок. Бессвязные мысли теснили друг друга.
— А как правильно есть?
— Тебе придется самому учиться. Можешь спросить у Натана. Начни с маленьких вещей. — В голосе дома слышалось веселье. Потом он сказал более серьезно: — Джулио, спасибо, что вернулся, что позволил мне исследовать тебя, что был частью меня.
— И тебе спасибо за то, что позаботился обо мне, когда я не мог сам этого сделать. Спасибо, что впустил меня, — ответил Джулио.
— Пожалуйста, — сказал дом.
— Что ты узнал, рассматривая меня?
— Ты изменился, но твое ядро то же самое, как Натан и говорил. Сегодня был день больших перемен. Некоторые из них я спровоцировал сам.
— Во мне?
Долгое время дом молчал. Джулио поднялся на ноги и ждал.
— Власть имен в людях ослабела, но она остается непреложным законом для тех, кому принадлежит твое второе я, — сказал дом. — До тех пор, пока вы оставались раздельными сущностями, те, кто знал имя твоего второго я, могли командовать тобой, и ты бы не смог сопротивляться. Ты бы не смог так жить, Джулио. — Голос дома смягчился.
— Да, я бы ненавидел это. Мне хватило того, что мной управляли сегодня. Но не думаю, что этого больше не случится.
— Я надеюсь, ты теперь станешь менее восприимчивым.
— Почему? Что ты сделал?
— Подожди, сам увидишь, — сказал дом.
— Сколько времени? Мне пора домой, — сказал чуть погодя Джулио.
— Спокойной ночи, Джулио. Приятных снов.
— Спокойной ночи, дом. — Он обхватил себя руками, вспыхнул, прошел сквозь пламя и, выйдя из него, оказался в своей спальне.
Глава седьмая
Мэтт, задыхаясь, села на кровати. Утро еще только занималось, и она находилась в комнате Джулио в зачарованном доме.
— С чего ты взял, что он не будет возражать против того, что ты все это мне рассказываешь? — закричала она.
На соседней кровати Эдмунд открыл глаза и посмотрел на нее.
— А почему он должен возражать?
— Это же как карта его мозга. Это не честно, дом. Я так долго училась не обращать внимания именно на такие вещи. Люди имеют право на свои тайны. Откуда ты знал, о чем он думал?
— Закрой глаза.
Она вздохнула и закрыла глаза.
— Прикоснись ко мне.
Она прижала ладонь к стене.
— Смотри.
Ей представился Джулио внутри дома.
Так странно. Он лежал посреди какой-то сети лазоревого цвета. Глаза его закрыты, как у мирно спящего человека, руки-ноги раскинуты, пальцы чуть согнуты. Вот по лбу промелькнула тень озабоченности, коснулась краешка рта.
…По лбу у него пробежала тень тревоги, коснулась краешка губ. Потом появилась другая сеть, сотканная из мириадов цветов. Потоки света вырывались из его головы, растекались, смешивались с лазоревой сетью.