Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

Это мое кредо – следовать плану. Если я встаю утром и решаю, что сегодня отожмусь от пола триста раз, то обязательно это сделаю. Не делаешь усилия – нарушаешь обязательство. Нарушаешь обязательство – жди провала.

Прилетев в Англию вместе с братьями-гуркхами из экспедиции G200, я заехал повидать Камаля. Он заговорил со мной, еле сдерживаясь, казалось, что вот-вот сорвется.

– Ты мой брат, – сказал он, объясняя свой гнев, – и я волнуюсь за тебя.

Тут я перестал переживать по поводу того звонка.

– Слушай, все хорошо. Просто ты позвонил в момент, когда я сомневался. А когда кто-то, кого я уважаю и к чьему мнению прислушиваюсь, пытается передать негативную энергию, очень трудно превратить это в позитив. А мне тогда очень нужно было мыслить позитивно. Поэтому я повесил трубку.

– Почему не объяснил сразу же?

– Времени не было! С моим запасом кислорода происходило черт-те что, и пришлось сосредоточиться на том, как быть дальше, а не терять время на оправдания.

К этому моменту Камаль уже все понял и перестал злиться.

7

Миссия

Мне задавали много вопросов.

Что такое есть у меня, чего нет у других восходителей? Как я смог так быстро подняться последовательно на три крайне тяжелых для восхождения восьмитысячника, не отдыхая между восхождениями? По какой причине, спустившись с Макалу, я бегом отправился в Катманду, когда можно было не торопясь добраться до города и закатывать вечеринку за вечеринкой? Что я пытался доказать?

Возможно, мне удалось поставить рекорды, потому, что я все время старался не останавливаться, а двигаться дальше, хотя это качество присуще многим альпинистам. Есть много спецназовцев, которые поднимались на Эверест, но которые затем не шли на Лхоцзе или на Макалу. Самое забавное, что почему-то все они останавливались на достигнутом, силы заканчивались, и не возникало желания попытаться сразу взойти на новый восьмитысячник. Почему-то моя физиология позволяет восходить и спускаться, снова восходить и спускаться, провешивая перила и снова и снова возглавляя экспедиции, при этом на отдых требуется совсем немного времени. Мои резервы казались безграничными.

Я не только высокоэффективно работал на горе в глубоком снегу, оставляя опытных шерпов далеко позади, но и мог быстро принимать правильные решения в трудных обстоятельствах – за это спасибо военной подготовке. Надлежащая оценка риска и способность сделать правильные выводы вошли в привычку. Я научился чувствовать тонкую грань, отличающую храбрость от глупости. Негативные ситуации не могли повлиять на меня, я всегда брался за дело, мысля позитивно. Все это превращало меня в хорошо работающий высотный механизм.

Разумеется, многие альпинисты технически работают на склоне лучше меня, и наверняка в сравнении я окажусь далеко не на первом месте. Но далеко не все они в состоянии хорошо планировать и не обладают столь развитым воображением. Я научился не терять уверенность в себе на высоте более восьми километров и получил таким образом возможность восходить на любую гору мира в каких угодно условиях.

Вскоре я стал кавалером ордена Британской империи – королева наградила меня за выдающиеся достижения в высотном альпинизме, в том числе за спасение Симы, за экспедицию гуркхов и за три мировых рекорда на Эвересте, Макалу и Лхоцзе. Однако эти достижения оценили далеко не все – некоторые альпинисты экстра-класса не преминули указать, что я пользуюсь искусственным кислородом. Но черт возьми, мои амбиции на горе зависят от темпа. Я шел впереди, прокладывал свой путь и делал это в своем стиле – стиле Нимса.

Делать все быстрее, чем кто-либо, – далеко не самое главное. Во-первых, мой стиль требует хорошего планирования и руководства. Во-вторых, в горах я должен быть самодостаточным. Получив несколько тяжелых уроков, я почувствовал и понял свои сильные и слабые стороны и старался впоследствии делать все так, чтобы максимально избежать трудностей.

Мне доводилось спасать людей на большой высоте, но мысль, что кому-то когда-то придется пожертвовать чем-либо, чтобы спасти меня, вызывала отвращение. Я бы предпочел умереть в такой ситуации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное