Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

Насколько знаю, не существует установленных правил – как совершать восхождения в «зоне смерти». Каждый находит для себя приемлемое решение, и я не жаловался, когда некоторые критики пользовались на горе провешенными мною перилами или шли по моим следам. Но их снобизм раздражал, и я стал работать над тем, чтобы превратить его во вдохновение, то есть использовать как топливо. О моих восхождениях теперь заговорили, и стоило поднять ставки. Три высочайшие горы за пять дней пройти получилось, а что, если попробовать сделать пять вершин за небольшой отрезок времени? Например, Эверест, К2, Канченджанга, Лхоцзе и Макалу за восемьдесят дней? Идея не давала покоя несколько недель, пока наконец я не взялся за дело.

С самого начала было очевидно, что трудностей не избежать. На шанс получить длительный отпуск для такого предприятия вряд ли стоило надеяться, но я попытался. И, подав запрос, аргументировал его как следует. Я напомнил старшему офицеру о своих успехах как на службе, так и вне ее, сделав упор на успешной гуркхской экспедиции на Эверест. А как насчет того факта, что этими рекордами я упрочил славу Специальной лодочной службы? Однако командир отнесся к идее скептически, и отрицательный ответ не заставил себя ждать.

– Ты решил пойти на К2, Нимс. Каждый четвертый восходитель гибнет на этой горе. Что еще? Канченджанга. На ней погибает каждый седьмой, – говорил мне командир. – Это непростая затея, ты же не просто взойдешь на гору и спустишься, придется бегом забираться на один пик за другим, и таких больше десятка. Такое вообще возможно?

Я решил апеллировать к его любви к приключениям.

– Служа в гуркхском полку, я мечтал попасть в спецназ, – сказал я. – Не из-за денег и не чтобы сделать себе имя, но потому, что хотел работать с самыми лучшими. Я обработал маршрут до вершины Эвереста для команды G200, когда все остальные отказались это делать и сдались. И я всегда нес знамя Лодочной службы высоко поднятым. Теперь я хочу попробовать это.

Но он покачал головой. Он объяснил, что нет возможности предоставить столь длительный отпуск. Кроме того, вся затея слишком рискованна. Если кто-то узнает, что на К2, которая находится на границе Пакистана и Китая, поднялся британский спецназовец, это может спровоцировать террористическую атаку.

– Это просто невозможно, Нимс, – сказал командир.

Я был разочарован, но не собирался отказываться от мечты. Месяц тянулся за месяцем, и надежды на проведение экспедиции то таяли, то возрождались вновь. В какие-то дни казалось, что командование склоняется к тому, чтобы пойти навстречу, а порой я словно упирался в глухую стену. И так это длилось, пока не стало понятно, что придется взять все в свои руки. «Что ж, если по-моему не получается, уволюсь со службы», – подумал я.

И приняв решение, я сразу почувствовал себя свободным. Завязав с военной службой в тридцать пять лет, я получил возможность и мыслить масштабнее, и отдавать все время и силы задачам, которые ставил перед собой. Так зачем зацикливаться на пяти восьмитысячниках за восемьдесят дней, а не подумать о восхождении на все четырнадцать вершин в «Зоне смерти» в кратчайшие сроки? Но сколько проблем возникнет на пути. Политика или деньги. Или лавина, или трещина, если уж совсем не повезет.

Бесстрашие у гуркхов в крови, поэтому, несмотря на большую вероятность быть сметенным лавиной со склона Аннапурны, как это уже не раз происходило с другими альпинистами, я не собирался сильно переживать по этому поводу. С опасностями в «зоне смерти», подстерегающими человека, который решил взойти на все четырнадцать восьмитысячников, можно справиться. Я знал, как восходить в плохую погоду и в глубоком снегу, и мог действовать эффективно и бесстрашно. В конце концов, лучше умереть, чем прослыть трусом.

Кроме того, идея уйти из жизни в тридцать-сорок лет не так уж плоха. Продержаться до восьмидесяти с чем-то, когда уже не в состоянии следить за собой и обслуживать себя, – в этом мало привлекательного. Я хотел бы покинуть этот мир в расцвете сил, прожив жизнь на полную катушку. Однако у моего проекта имелись и другие аспекты, над которыми требовалось поломать голову, в частности финансовый и политический. Пришлось заняться бумажной работой – запрашивать разрешения на восхождения, особенно это касалось китайских и тибетских властей, которые закрыли для альпинистских экспедиций Шишабангму на весь 2019 год. Что касается денег, чтобы взойти на все четырнадцать восьмитысячников, нужно 750 тысяч фунтов стерлингов или даже больше, так что надо было искать спонсоров и параллельно изучать другие возможности привлечения средств. Но по крайней мере на начальном этапе задача казалась настолько интересной, что ради нее можно задуматься об уходе из армии. Если я поверю в то, что подняться на все высочайшие вершины мира в кратчайшие сроки возможно, значит, это будет возможно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное