За грехи отцов

– Далее Мелоди и Аскальд Сноу. Мелоди, 19 лет, 1992 год. Аскальд, 39 лет, 1993 год. Отчим и падчерица. Убиты с разницей в год. В деле Аскальда сказано, что он был на заработках в Великобритании. Вернулся после полугодовой вахты. И попал в лапы убийцы. Списали на разбой. Самое интересное – последнее. Андреа Арах и Амин Арво. 22 и 45 соответственно. 1997 год. Обоих нашли в машине. Сгоревшей машине. Тела очень сильно пострадали, поэтому неясно, что было с глазами и членом, но у мужчины ампутированы кисти. За убийство посадили брата мистера Арво по имени Маркус. Сейчас он отбывает наказание в тревербергской тюрьме строгого режима. Но важно другое – всю дорогу он кричал о своей невиновности. У него даже наметки на алиби были. Но прокурор смог убедить присяжных в его виновности.

Аксель допил кофе и выбросил пустой стаканчик в мусорное ведро.

– Вы просто моя спасительница. Не хотите присоединиться к расследованию?

– Очень хочу.

– Извините, что отвлекаю…

Аксель и Катарина синхронно обернулись. В дверях архива стояла Джейн. Она выглядела уставшей. Впервые с момента последней встречи и ее совершенно лишнего признания Аксель почувствовал, что рад ее видеть. А еще она была чем-то похожа на эту девочку из кофейни. Родственники? Вряд ли. У Джейн не было родственников в этом городе.

– Что-то случилось?

– Мне нужно с тобой поговорить. Отпустишь его со мной, Катарина? Уже поздно.

– Забирай своего красавчика, – неожиданно легко согласилась хранительница архива. – Но, детектив Грин, ты предложил, а я согласилась. Когда вернешься в рабочий настрой, не забудь. Во время этого дела я в твоей команде.

7. Джейн

19 октября 1999 года

Центральное управление полицией

Новый Треверберг

Цокольный этаж

Джейн развернулась на каблуках и направилась в сторону своего кабинета в отделе судебной медицины, который находился справа от морга. Конечно, у него было «представительство» в административной части управления, но доктор Абигейл предпочитала работать тут. Когда никто не суетится и не мешается под ногами. У нее не хватило духу смотреть на то, пошел Грин за ней или нет, но она надеялась, что пошел.

Самое бессмысленное, что может придумать человек – ругать себя за прошлые ошибки. Пять лет назад она допустила одну из тех, вспоминая о которых, вскакиваешь в холодном поту посреди ночи и молишься, чтобы это был всего лишь сон, но неумолимая реальность бьет по вискам, тебя скручивает в узел. И ты стоишь в темной ванной, смотришь в свое отражение в зеркале и думаешь, какой дурой ты была.

Какой дурой ты была.

С того мгновения ее жизнь пошла под откос. В какой-то момент она даже забросила карьеру, нырнув в беспросветный мрак депрессии, вышла замуж, развелась. Работала кое-как, думая, что все. Неважно, была ли причина в том, что она потеряла Акселя, который отгородился от нее десятком ледяных стен. Или в том, что она убила их ребенка собственными руками, прервав беременность на раннем сроке. Да и имеет ли значение, что именно сбило ее с пути, что именно отбросило назад? Имеет ли значение причина, когда она сталкивалась с катастрофическими последствиями?

Иногда, препарируя очередную девушку, пострадавшую после пьяной тусовки, Джейн невольно думала о том, что на ее месте могла бы быть она. Она возвращалась к мужу в холодную постель, бездушно отдавала ему свое тело, выполняя супружеский долг, а потом тихонько плакала в подушку. Нет, не потому, что муж был какой-то не такой. А потому, что она не хотела его, не любила и не видела смысла продолжать. Но смысла в том, чтобы не продолжать, тоже не находила. И жила. Жила. Жила кое-как, по инерции рассекая пространство и человеческие тела.

Джейн остановилась у своего кабинета, вставила ключ в замочную скважину, повернула и толкнула дверь. Она замерла на пороге, надеясь, что Грин прикоснется к ее плечу, как это делал раньше. Она еще помнила ощущение его рук, которые всегда быстро теплели при соприкосновении. Но нет. Джейн прошла в кабинет и обернулась только около стола. Аксель аккуратно закрыл за собой дверь. Он сильно изменился за эти пять лет. Возмужал. Да, после армии его нельзя было назвать мальчиком или юношей, но мужчина в двадцать пять и мужчина в тридцать с небольшим – это разные люди. Черты его лица почти не изменились, только волосы стали длиннее, а глаза холоднее. Когда-то она влюбилась в эти глаза. В холодную синеву, которая иногда смотрелась так неестественно, будто нарисованная. Если Аксель был расстроен или зол, глаза темнели почти до густого свинца. Если смеялся или радовался – светлели, в них появлялись золотые звездочки.

Сейчас в холодных сапфировых глазах не было ни свинца, ни золота. Бесстрастная гладь. Он весь в работе, в расследовании. И зациклился на этом. Значит, во всем остальном не ладилось. Ей так хотелось спросить, как дела с Сарой, не помирились ли. Чем он занимается вне работы, и занимается ли хоть чем-то.