За ядовитыми змеями

Если варан ел, его можно было беспрепятственно теребить за хвост, дергать за лапы, не рискуя потерять при этом палец. Однако едва обед заканчивался, нужно было держать ухо востро.

Мне так и не удалось выдрессировать варана. Слишком часто он выводил меня из душевного равновесия. Дух сопротивления, гнездившийся в этом упрямце, ежедневно давал о себе знать. Опытные дрессировщики говорят, что с животными приятно работать, они понимают требования человека и подчас «поправляют» его, принимая более верное решение. Собаки, лошади, слоны — «сами идут навстречу», «помогают» дрессировщику, работают в контакте с ним. Выдрессировать же пресмыкающихся почти невозможно. Хотя варан — существо наиболее «сговорчивое» из всех холоднокровных, но и он, по сути дела, всего-навсего лишь привыкает к кормящему его человеку и не кусает его только потому, что всегда голоден и слишком занят поглощением пищи, чтобы обращать внимание на что-либо другое. Само собой разумеется, это меня ни в коей мере не устраивало, и я долго еще безуспешно пытался приручить пресмыкающееся.

В конце концов нервы мои не выдержали, и пришлось выпустить ящера во двор, махнув рукой на дрессировку.

Я был в полной уверенности, что варан воспользуется многочисленными отверстиями в ограде и улизнет, избавив меня от дальнейших хлопот. Ящер действительно вскоре вырвался в степь, но к вечеру возвратился и, сердито шипя, бродил вокруг крыльца в ожидании ужина. Варан привык получать обильную пищу из моих рук. В степи он целый день гонялся за насекомыми и убедился, что отвык от этого нужного дела. Голодный и злой, он возвратился обратно и теперь настойчиво требовал пищи.

В благодарность за обильный ужин варан схватил меня зубами за пальцы, но не трепал и не сжимал челюсти, а просто держал меня за руку, словно гость, затянувший момент расставания. У варанов, как я уже говорил, хватка мертвая. Если начнешь вырываться, ящер еще сильнее будет сдавливать руку. Зная об этом, я лег на землю, терпеливо пережидая боль, стараясь не двигаться. Подержав меня минут десять, варан соизволил разжать челюсти и удалиться.

Подобный прием ящер повторил, когда я попробовал кормить его из рук. Полежав еще несколько раз на бугре, стискивая зубы от боли, я решил держаться от своего питомца на почтительном расстоянии.

Пытаясь приручить пресмыкающихся, я наблюдал за ними, изучал их несложную, но своеобразную жизнь. Все холоднокровные невероятные эгоисты. Варан мирится с присутствием человека лишь в тот момент, когда его кормят. Все пресмыкающиеся совершенно не заботятся о потомстве. Крохотные, едва появившиеся на свет змееныши расползаются в разные стороны, начинают вести самостоятельную жизнь. Подрастая, змеи постепенно приобретают известный опыт, он познается в упорной борьбе за существование.

Ранним утром пустыня сказочно хороша. Вишневый сок зари разлит по горизонту, небо лимонно-желтое, сероватое, голубое, за гребнями барханов лежат фиолетовые тени. Солнце едва оторвалось от края земли, косые лучи согревают остывшую за ночь землю. Наступила пора утренней охоты. Неподалеку зашевелился песок, и из норки выползла желтовато-серая длиннохвостая ящерица, сетчатая скаптейра. Сетчатая ящерка очень проворна, увертлива, подвижна. Тонкие пальцы пресмыкающегося оторочены роговыми зубчиками, помогающими бегать по сыпучему песку. Сетчатая ящерка может мчаться по пустыне как ветер, догнать ее трудно. Поэтому я не стал делать лишних движений, а, осторожно опустившись на колени, затаился за кустом.

Ящерица, нежась в лучах раннего солнца, повертела остроконечной головкой и заметила ползущую невдалеке чернотелку. Ящерица была молода и неопытна, поэтому она, не раздумывая, подобралась к насекомому и приготовилась к нападению. Жук чернотелка не из пугливых, природа наделила его весьма эффективным оружием. При приближении противника чернотелка оборачивается к нему задом и выпускает едкую жидкость с резким запахом. Сетчатая ящерка этого не знала и с ходу схватила чернотелку. Насекомое тотчас же использовало свое оружие. Это произвело на ящерку ошеломляющее впечатление. Она взвилась высоко в воздух, мигом выпустила чернотелку и покатилась по песку. Поднявшись на ноги, ящерка широко открыла рот и замотала головой — казалось, она взывает о помощи. Очевидно, жидкость, выпущенная чернотелкой, сильно обожгла пресмыкающееся. Ящерица извивалась, трясла головой, терлась ртом о песок, о деревце. Движения ее были так комичны и настолько похожи на человеческие, что я не мог сдержать смеха, и куст саксаула, за которым я прятался, заходил ходуном. Не случись с ящерицей такой беды, она мгновенно бы исчезла, но сейчас ей, видимо, было слишком плохо, и она не обратила никакого внимания на тревожный шум.