За Калинов мост

Дверь в парную оставалась закрытой, старуха впустила его в предбанник впереди себя и коротко велела:

– Раздевайся.

– Совсем? – жалко выговорил Игорь заплетающимся языком.

– Совсем, совсем, – кивнула старуха.

В предбаннике было жарко, душно и светло. Руки запутались в свитере, пальцы не гнулись и соскальзывали. Он сперва не понял, что за странный звук он слышит, пока не догадался: это стучат его зубы. Он посильней сжал челюсти и поймал презрительный старухин взгляд. От злости на себя он сдернул свитер одним движением и зашвырнул его в угол, на лавку. Туда же полетела футболка. Игорь, не подумав, начал снимать брюки, но поздно сообразил, что не снял сапоги. Получилось смешно и неудобно, он едва не упал на пол. Пришлось ковылять до лавки и раздеваться сидя. От обиды, унижения и страха на глазах выступили слезы: да он сейчас расплачется от ужаса, не дожидаясь боли!

Обычно нагота смущала его, но на этот раз он нисколько не стеснялся: беззащитность собственного тела напугала его еще сильней. Слезы встали в горле твердым болезненным комком, покачивающееся лицо старухи расплылось перед глазами: он не выдержит. Он не сможет выдержать. Не сейчас! Подождите еще немного… Хотя бы пять минут…

Его зовут Медвежье Ухо. Он хочет вернуть Маринку. Он хочет этого гораздо сильней, чем боится пыток.

– Я готов, – еле слышно выговорил он, закусил губу и слегка развел руки.

– Проходи, – старуха уступила Игорю дорогу и распахнула дверь в парную.

Раскаленный сухой пар вырвался ему навстречу и обжег лицо. Он непроизвольно шагнул назад, но старуха толкнула его через порог, ухватив за шею двумя пальцами. Игорь споткнулся и грохнулся на четвереньки прямо под покачивающийся ржавый крюк, дверь за спиной захлопнулась.

Пар обжигал кожу и глотку, печь дышала жаром, как раскаленное солнце, а ее заслонка из тонкого железного листа светилась красным. Он попробовал встать, но чем выше поднимал голову, тем горячее становился пар. Игорь прикрыл лицо руками, отполз в самый дальний угол, подальше от печки, хотел вжаться в стену, но только обжег оцарапанную медведем спину. Дышать он старался мелко и нечасто, чувствуя, как жгучий воздух проходит по трахее и бронхам и стягивает их сухой коркой. Мысли о предстоящих мучениях вылетели у Игоря из головы, впрочем, как и мысли вообще. Ему казалось, что он умирает, заживо варится в мутном бульоне пара, жарится на раскаленной докрасна заслонке. Тело мгновенно покрылось потом, с плеч на спину и на живот побежали ручейки.

Дурнота стянула голову жестким жарким обручем, и Игорь хотел лечь на пол – осиновые доски не накалились, в отличие от сосновых стен. Сколько он еще выдержит? Он сам любил топить баню жарко, но парная – не сауна, а здесь наверняка градусник зашкалил бы за сотню. Кожа горела огнем, как будто его макнули в кипяток. Он потихоньку сползал все ниже, и чувствовал, что теряет сознание, когда дверь распахнулась, и на него дунуло свежим прохладным воздухом. Старуха широко шагнула через порог, так же, двумя пальцами, подняла Игоря за шею, и как кутенка потащила на улицу. На низком крылечке Игорь оступился, но упасть ему старуха не позволила, стащила вниз, и мощным пинком толкнула в глубокий пруд.

Ледяная вода схватила за горло и стиснула легкие. Игорь ушел под воду с головой, но нащупал дно, оттолкнулся, вынырнул и с удивлением обнаружил, что вода доходит ему только до плеч. Он открыл рот, с шумом втягивая в себя прохладный воздух, как рыба, которую выбросили на сушу. Сердце бухало в ребра и собиралось пробить их насквозь.

– Руку, – приказала старуха, и Игорь увидел протянутую ему ладонь. Она выдернула его из пруда легко, как игрушку, и снова потащила в баню, только на этот раз не позволила ему спрятаться на полу: подняла его и швырнула на полок. Игорь чувствовал себя тряпичной куклой. Он ведь так и не успел как следует отдышаться!

Жар на полкe жег его куда как ощутимей: не только раскаленный пар, но и палящие волны, источаемые печью, припекали бок и пятки. Игорь прижался к доскам и спрятал лицо в ладонях. Жару еще можно было терпеть, тело постепенно к ней привыкало, но нормально дышать не получалось. Стоило сделать вдох чуть поглубже, как из легких тут же рвался кашель, обжигающий их еще сильней.

Старуха вытащила его на воздух как раз в ту минуту, когда он собирался малодушно сползти на пол. И снова пинком отправила в пруд, и снова вернула в парную, забросив на полок. Но на этот раз не оставила его одного: сорвала со стены веник, макнула его в кадушку с водой и вытянула Игоря по спине со всей своей богатырской силы. Игорь стиснул кулаки, но почувствовал только волну раскаленного пара.

– Ах, дурак ты, дурак! – бормотала старуха себе под нос, охаживая его веником, – кому поверил! Мне, дурак, не поверил, а душегубу поверил! Выдрала бы я тебя хворостиной потолще, да ведь бестолку! Ни ума тебе не прибавит, ни Маринку не вернет.