— Гитлеровцы пойдут именно там, — сказал командир полка. — Они самоуверенны, любят передвигаться только по хорошим дорогам. Этим мы и воспользуемся. — Майор Воротников подозвал воентехника 1 ранга Г. В. Васильева: — Этот заслон возглавите вы, Григорий Васильевич. Даю в ваше распоряжение два КВ, два Т-34 и шесть Т-26. Целая рота. Да какая! Четыре мощных танка! Горы можно свернуть!
Васильев чуть заметно улыбнулся.
— Зря ухмыляешься… — насупился Воротников. — Больше ничего не получишь, и не проси… Нет у меня, дружище, ничего больше. Ясно?
Васильеву все было ясно. Командир полка требовал от него завязать с противником бой, маневрировать, часто менять позиции — одним словом, создавать для противника видимость, что перед ним находится если не полк танков, то по крайней мере полнокровный батальон. Как только заслон прикует к себе внимание немцев, наши танковые батальоны ударят им во фланг. Податься будет некуда, кроме как к лесу, а там лощина с заболоченной речушкой и чертова пасть крутого обрыва. Туда и ударят с закрытых позиций все артиллерийские дивизионы. А танки и орудия прямой наводки завершат задуманное, загнав гитлеровских танкистов к тому же обрыву.
— Чувствую, что тебе все понятно. Другого выхода нет. Иначе нас сомнут, — подытожил майор Воротников. — И последнее: всем, кроме Васильева, молчать, пока над моим НП не взовьются одна за другой три разноцветные ракеты. Это будет сигнал к общей контратаке…
Командиры батальонов ушли. Артиллеристы отправились на свой, рядом расположенный НП, где у них были развернуты радиостанции и установлены стереотрубы. Мы с Воротниковым и его заместителем по политической части старшим политруком Аркадием Львовичем Каплуновым остались втроем. Командир полка молчал, время от времени посматривал в бинокль на приближавшуюся тучу пыли и дыма. В ней уже можно было различить отдельные машины. Мне показалось, что он волнуется. Попытался шуткой отвлечь его от мрачных мыслей, обратился к нему с каким-то вопросом.
Воротников посмотрел на меня очень серьезно и, вздохнув, сказал:
— Ведь только подумать, товарищ полковой комиссар, — 100 танков Т-II, Т-III и Т-IV против 75, две трети из которых БТ и Т-26. Мало, мало у нас КВ и тридцатьчетверок. Были бы все семьдесят пять, мы бы здесь устроили фрицам такой фейерверк, что только радуйся! А так… Драться сегодня придется не числом, а умением…
Состояние командира полка можно было понять. Ответственность на нем лежала большая. Вся надежда была на стойкость, высокий моральный дух и профессиональную выучку наших танкистов и артиллеристов. И хотя мы были уверены в них, майор Воротников не мог быть спокойным: ведь от танкистов его полка во многом зависел в тот день успех не только дивизии, но и всего корпуса…
В шесть утра 27 июня возобновилась контратака наших войск на всех участках от Млинова до Дубно. Дружно ударили по позициям изготовившегося к атаке противника артиллерийские полки. Канонада грянула одновременно на всех рубежах.
Через 15 минут 85-й танковый полк майора Алабушева и оба полка 40-й дивизии во взаимодействии с мотострелковыми частями перейдут в решительное наступление.
В соседней щели, у артиллеристов, все время выкрикивали команды. Оба артполка, приданный и 43-й, вели плановый огонь по заданным целям и рубежам перед участками наступающих. Лишь у нас здесь было пока тихо. Но колонна немецких танков и мотопехоты вдруг остановилась. По ней вели огонь наши соседи — артполки 36-го стрелкового корпуса. Это заставило фашистского командира развернуть свои части в боевой порядок.
Мы ждали. До немецкой колонны, опять начавшей движение, оставалось не более полутора километров. Обстановка неожиданно изменилась — враг наступал развернутым фронтом, а не в колонне. Такой вариант не был предусмотрен Воротниковым.
— Товарищ полковой комиссар, разрешите доложить новое решение на бой… — обратился он ко мне и предложил такой план. Артиллеристы производят огневой налет по противнику, когда его головные подразделения приблизятся к километровому рубежу. Это, безусловно, расстроит его боевой порядок. С 700–800 метров стрельбу начинают противотанковые орудия и гаубичные батареи, которые стоят на открытых позициях. И только затем с расстояния 300–400 метров огонь открывают танковые пушки, а по сигналу начинается атака.
Я одобрил решение командира полка, а он немедленно передал по телефону соответствующие команды подразделениям. Затем мы перешли к артиллеристам. Стали наблюдать. Грозный гул танков нарастал. Они двигались по шоссе и по обе стороны от него в колоннах подразделений. Мы следили, не отрываясь от стереотруб и биноклей, как заученно четко перемещаются пока на средней скорости танки и бронетранспортеры. По ним никто еще не произвел ни одного выстрела, и гитлеровский офицер, видимо, выжидал.
Прислушиваюсь к разговору командиров полков — Воротникова и Тесленко. Они оживленно обсуждают то, что видят.
— Впереди — танки Т-IV, за ними и на флангах — уступами легкие Т-II и Т-III, — говорит Воротников.
— Это же их танковый клин! — восклицает командир артполка.