Командиры слушали внимательно, вдумчиво. А когда повар, которого все называли ласково Костей, накормил нас вкуснейшим украинским борщом и гречневой кашей с тушеным мясом, мы с шофером Климовым и автоматчиком уехали. Мне нужно было ехать в штаб округа, чтобы решить еще ряд вопросов в политуправлении, а времени оставалось немного.
Несмотря на знойный день, в лесу было прохладно и дышалось легко. Трава вдоль дороги стелилась нескончаемым зеленым ковром, свежая, не тронутая ни снарядами, ни бомбами, ни гусеницами танков. Даже не верилось, что еще утром мы с трудом проскочили через Житомир. А когда машина выбралась из лесу и рядом потянулись поля дозревающей ржи, у меня было такое ощущение, будто и небо стало чище и светлее, звонче стал весь окружающий мир…
Дела в политуправлении я закончил быстро. В моем распоряжении оставалось несколько часов. Как тут удержаться от соблазна и не побывать в древнем Киеве? Из Святошино отправились в город. Он был незабываемо красив, несмотря на окопы на окраинах, на работы по возведению всевозможных укреплений, которые велись на улицах, бульварах и площадях. Мрачно выглядели лишь участки, где взорвались вражеские бомбы. И все же, залитый солнечным светом, утопающий в зелени садов и парков, город был прекрасен и величав.
Не заметил, как оказались у красивого здания — штаба КОВО. Решил зайти. Прохожу патрулей, поднимаюсь на второй этаж и… чуть не сбиваю с ног человека, выскочившего из боковой двери. Человека этого я хорошо знал, но очень давно не видел, а главное — и не думал увидеть здесь, в Киеве.
— Э, дружище, какими судьбами? Как тебя занесло сюда? — расставив широко руки, поспешил навстречу мой добрый наставник и давний друг полковой комиссар А. Н. Стручков. — Поистине, тесен мир, Иван Семенович! Ты ли это?
Мы по-братски обнялись. Я сказал Александру Николаевичу, что здесь, в этом здании, дел у меня нет. Что имею два часа времени и предлагаю, если он может, прогуляться. Оказалось, что может. И мы поехали к Днепру. По пути вспоминали нашу совместную службу в 1934–1935 годах в 10-м кавалерийском полку 2-й кавалерийской дивизии Червонного казачества в приграничном с Польшей городке Изяславле. Александр Николаевич был тогда комиссаром полка, я — пропагандистом. А когда в конце тридцать пятого его назначили с повышением в политуправление округа, я стал комиссаром, его преемником. И хотя срок нашей работы в одном полку был невелик, мы не только хорошо понимали друг друга по службе, но и стали настоящими друзьями. Подружились и наши семьи.
Я был очень рад этой неожиданной встрече. Она казалась мне наградой за тяжелые испытания первых дней войны и счастливым предзнаменованием на будущее. Ведь говорят же в народе, что встреча с другом в тяжелый час — предвестница счастья.
Не меньше моего был взволнован и рад Александр Николаевич, заметно постаревший с тех пор, но еще крепкий, полный энергии и физической силы. Старый большевик, член партии с 1919 года, участник гражданской войны, Александр Николаевич Стручков прошел еще в мирное время большую школу политического работника. Я многому учился у него, особенно работе с людьми, налаживанию с ними деловых и товарищеских взаимоотношений. Меня да и многих других товарищей всегда тянуло к нашему комиссару, которого природа наделила многими прекрасными качествами. Он обладал даром воспитателя, был безгранично правдив и искренен, честен и прям. Причем эти прекрасные человеческие качества удачно сочетались у Александра Николаевича со скромностью и партийной принципиальностью…
На Крещатике нас застала воздушная тревога. Пришлось забежать в убежище, переждать минут пятнадцать. Когда вышли на улицу, оказалось, что мы находимся рядом с парком имени Шевченко. Со стороны Днепра веяло прохладой, и мы решили погулять по тенистым аллеям парка.
В разговоре выяснилось, что Александра Николаевича постигло большое несчастье: в госпитале после тяжелого ранения лежит его сын Николай, рядовой-пехотинец. Меня это сообщение поразило до глубины души. Колю я помнил высоким и сильным подростком, таким же прямым и откровенным, как отец.
— Вот, брат, и поседел в заботах о нем, — тяжело вздохнув, сказал Стручков. — Не зря говорят, что дети — наша радость и наше горе… Одно меня спасает — работа.
Тут-то я и услышал, что Стручкова прислали в Киев из Москвы со специальным заданием. Ему, комиссару Управления оборонного строительства Красной Армии, поручили ознакомиться с состоянием старых укрепрайонов в полосе Южного и Юго-Западного фронтов и объективно доложить о положении дел Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову…
Я посмотрел на часы. Пора было уезжать. На улице стемнело. В парке тихо, безлюдно. Лишь изредка невдалеке слышался шум проносившихся автомобилей да мягко шуршала галька на днепровском пляже внизу. Возложив все наши надежды на мудрость партии, силу и выносливость советского солдата, трудолюбие и самоотверженность народа, мы дали друг другу обещание отдать все силы делу разгрома врага.
К счастью, это была не последняя встреча…