— Договаривайте до конца, товарищ геолог! Вы подсчитали весь узел по нужной категории, а буровые разведочные линии шурфами не заверили. И в такой виде собираетесь всучить мне? — Жарченко повернулся к Дубовцеву — Теперь вы понимаете, какой гвоздь без шляпки хочет он забить. Балансовые запасы прииска засорены. Бы отлично знаете, что в горном управлении лежат материалы на списание семи тонн металла. Вот оно где, ваше качества разведки, уважаемый начальник экспедиции! Мы возьмем, подержим на балансе, а окажется, что мыть нельзя, — списывать будем.
— Чушь! Тысячу раз мы, геологи, доказывали, что вы, горняки, отвратительно отрабатываете месторождения, Сколько теряете в шахтах!
— Короче, — Дубовцев нервничал, — чего ты хочешь, Жарченко?
— Я? При чем тут я? Все горняки хотят одного — чтобы геологи экспедиции засучили рукава и бегом, да в поте лица — на поиски россыпей. Сегодня нужны россыпи, а не сказочное рудное золото.
— Ты границ не знаешь, директор! — Лисянский вдавил массивное тело в спинку стула, раздался треск.
— Слишком много стали брать на себя, товарищ Жарченко! — возмутился Дубовцев. — Определять направление, характер, цель геологоразведочных работ экспедиции — кто вам дал на это право?
— И вы, второй секретарь, об этом спрашиваете? — Жарченко двинул приставной столик, прижав его к выпуклому животу Лисянского, вскочил, выхватил из внутреннего кармана брезентовой куртки красную книжечку. — Вот кто Дал мне на это право! Моя партийная совесть, о которой кое-кто здесь стал забывать! — Жарченко задохнулся, взял графин и стал пить прямо из горлышка. — Я трижды открывал на Теньке новые прииски, и не хочу этими же руками закрыть последний прииск в районе, а с вашей прытью этого недолго ждать придется. Мне надоело работать в подвешенном состоянии и держать в таком же идиотском положении сотни людей. Они едут в тайгу на три года по договору, а мы обязаны закрепить их здесь навечно. Чтобы они не валялись в бараках бобылями, а жили семьями. И сделать это не решением, которое только на бумаге останется, а…
Дверь в кабинет приоткрылась, заглянула Люба, технический секретарь.
— Собрались все, кого вы приглашали, Виталий Федорович.
Поздно вечером Тургеев, прежде чем уйти домой, зашел к Таркову. В кабинете было непривычно тихо. Заложив руки за пояс брюк, Тарков медленно расхаживал из угла в угол. Увидев Тургеева, оживился.
— Заходи. Отправил всех домой, захотелось одному побыть. — Он достал из сейфа бутылку коньяка. — Давай по глотку. Башка трещит.
— Пошли ко мне. Нина звонила, Валентина Никифоровна уже у нас.
— Ох, директор! — нарочито сердитым тоном проговорил Тарков. — Опять застолье. Вчера — день рождения Нины. Сегодня что?
— Просто посидим.
— Снова штатную компанию собираешь?
— Круглый стол с бутылкой коньяка сплачивает районных руководителей.
— И развязывает языки. — Тарков налил рюмку, протянул Тургееву.
Тургеев опустился в громадное кожаное кресло. Тарков выпил, высосал сок из половины лимона, сел в кресло напротив.
— Завтра, еду в Магадан, какое-то неожиданное совещание. Наш промотдельский куратор Федоров сказал, что из Москвы комиссия нагрянула. Заволновались там. Добыча золота, падает. Смутное время пришло в наши таежные края. — Тарков испытующе посмотрел в глаза директора управления. — Тяжело стало работать.
— Какая там к дьяволу работа! Свистопляска.
— Я не о том! — вяло отмахнулся Тарков. — Золото мы с тобой никогда по аптечному рецепту не добывали. Вспомни войну. Да и после нее, — давай, как можно больше! Под прессом выжимали.
Тургеев внутренне насторожился, прислушиваясь к непривычно вялому голосу первого секретаря. Ему казалось, что он хорошо узнал Таркова за долгие годы совместной работы. Но в последнее время, после того, как тот, сняв погоны полковника МВД, хотя и продолжая носить прежний китель, был избран первым секретарем заново созданного на Теньке райкома партии, у него стали проявляться новые черты характера. Не замечая настороженного взгляда директора управления, Тарков говорил тихо, продолжая, видимо, разговор, ранее начатый с самим собой:
— Замечать стал: кое-кто из моих помощников начинает выбиваться из общей упряжки, пытается палку сунуть в колеса.
— Ты о Жарченко?
— Жарченко — молодая пристяжная. Коренник — Кубашов. — Тарков внимательно посмотрел на собеседника. Тургеев молчал. — Тебе не кажется, что председатель райисполкома создает против меня партийную группировку?
Тургеев вздрогнул: «Словно ничего не изменилось. Вон он как пропитался тем духом! — подумал вдруг — А ты сам, горный начальник, разве не- мечтаешь о возврате Дальстроя, когда ты был безраздельным хозяином всего и всех на Теньке?»
Несмотря на поздний, час, на улице было светло. Над волнистой линией горизонта, четко рисующей округлые вершины далеких сопок, алел поздний закат.