Здесь, в шестом столетии, он оказался вовлечен в другую войну за спасение цивилизации. Он сомневался в том, что ему удастся отвернуться от нее, — тем более теперь, когда пришельцы с той, будущей войны уже вмешались в ход событий. Он не мог сделать этого, как не мог тогда выйти из горящего дома в Белфасте, не вынеся из него сына террориста из ИРА.
И Анцелотис Гододдинский, благодарный за любую помощь, которую гость из двадцать первого века мог ему оказать, ответил ему признательностью — слишком глубокой, чтобы выразить ее словами, словно целительным бальзамом унявшей боль в сердце. Господи, похоже, он все-таки сделал правильный выбор.
Правда, сначала им предстоит выжить в битве при Бэдон-Хилле.
Когда они спустились на равнину Солсбери, погода ухудшилась еще сильнее. Наполовину убранные поля мокли под дождем, и фермеры выгоняли на них скот, чтобы от урожая был хоть какой-то прок. Стирлинг поежился. Анцелотиса это зрелище тоже, мягко выражаясь, не радовало. По мере приближения к южной границе Глестеннинга им попадалось все больше опустевших деревень, жители которых бежали от приближающихся саксов в далекие Мендипские холмы.
Стирлингу никогда еще — и в двадцать первом веке тоже — не приходилось видеть Кэдбери-Хилл воочию. Разумеется, он знал о его существовании: даже самый закоренелый двоечник не может совсем уж ничего не слышать о Кэдбери-Хилле и его древней крепости. Однако видел он его до сих пор только на фотографиях, а это было, можно сказать, ничто в сравнении с тем, что он испытал, подъезжая верхом к огромной, ощетинившейся каменными укреплениями горе, торчавшей из плоской как гладильная доска равнины наподобие серого линкора в пустынном море. По спине у Стирлинга забегали мурашки, и даже Анцелотис, повидавший на севере немало горных крепостей, не удержался от потрясенного вздоха.
Вершина холма опоясывалась каменными стенами — целыми пятью кольцами. Низкие дождевые тучи то и дело скрывали вершину от взгляда. Когда они добрались до основания возвышавшейся на добрые пять сотен футов горы, почти стемнело. Повсюду загорались костры, защищенные от дождя навесами из парусины: строители, солдаты и возницы готовили ужин. На подъезде к холму Анцелотиса и его катафрактов окликнул всадник-часовой, несший службу, несмотря на непогоду.
— Где нам найти короля Кадориуса и Эмриса Мёрддина? — спросил у него Анцелотис.
— Кадориус сейчас наверху с королем Мелвасом. — Всадник ткнул пальцем в направлении вершины. — Только Эмрис Мёрддин уехал в Глестеннинг с Ковианной Ним. Уехал нынче утром, еще до рассвета, но мы ждем его обратно через день или два.
Анцелотис нахмурился. Не в характере Мёрддина было бросать не доведенное до конца дело.
— Неужели Тор уже подвергся нападению, что Эмрис Мёрддин, бросив все, поспешил туда?
— Ежели на него и напали, нам об этом ничего не известно. Может, короли знают.
Что ж, Анцелотис пообещал себе выведать это у них.
Подъем на пятьсот футов по скользкому от дождя склону не вызвал у Стирлинга никаких положительных эмоций — тем более что наступившая темнота сделала эту задачу еще труднее. Анцелотис приказал своим кавалеристам найти место для ночлега, а сам вместе со старшими командирами отправился наверх. Кони скользили и спотыкались. Деревянные ворота в наружной стене, к которым вела дорога, были бы незаметны в темноте, когда бы не горящий фонарь, прикрытый навесом от дождя. У входа Анцелотиса остановили часовые и пропустили внутрь, только убедившись, что перед ними действительно король Гододдина. Ворота чуть приоткрылись, пропуская по одному Анцелотиса и его командиров.
То, что открылось им внутри, оказалось для Стирлинга, да и для Анцелотиса полной неожиданностью.
Свободного пространства между наружной и следующей стенами практически не было. Ворота открывались в узкий проход, тянувшийся вдоль наружной стены.
— Я вас провожу, — негромко предложил один из часовых, захватив фонарь со слюдяными оконцами. — А то неровен час конь оступится и ногу сломает, если не чего хуже.