За краем мира

Молли мельком увидела людей, покрытых потом, в очках–консервах, в таких же машинистских шлемах, каким она когда–то так гордилась, — за рычагами и штурвалами, вцепившихся в рукоятки, выкрикивающих команды в воронки переговорных труб; махнула крылом и ринулась по узкой шахте вниз, к машинам, к топкам и котлам.

Там рычало и билось пламя, билось в страхе, уже понимая, что сейчас будет, но бессильное ей помешать.

Ветер и крылья, теснота машинного отделения, красные мокрые лица кочегаров; может, здесь отцы её уличных друзей — нет, не думай про это, Молли Блэкуотер!

Невидимая птица слегка задела кончиком крыла несколько труб. Ей нипочём были толстая котельная сталь и асбест изоляции.

Молли в снегу дёрнулась от боли — от пальцев вверх к плечу и шее словно ударила огненная игла.

Но трубы лопнули, потоки пара вырвались из разрезов, и птица закружилась во мгле, стараясь не замечать боли, рассекая концами крыльев, что сделались сейчас острее бритвы, всё, до чего могла дотянуться.

Но Молли, разумеется, рубила не вслепую. Кочегары с воплями выбрасывались из отсека, распахнув аварийный люк в полу, — ну и пусть их. Громадный шагоход дрогнул, пошатнулся, а птица, излюбленное с недавних пор оружие volshebnitzy Молли Блэкуотер, вырвалась на свободу.

Извергая пар и дым из всех щелей, машина медленно заваливалась набок — прямо на один из паровиков, изо всех сил пытавшийся сейчас избежать печальной участи быть придавленным падающим гигантом; из труб его валил густой дым с искрами, он пытался развернуться, но слишком медленно.

Шагоход стволом пушки врезался в крышу ползуна, и из пробоины мгновенно вырвался сноп огня, смешанного с дымом.

Молли видела это уже своими собственными глазами — сила птицы иссякла, она растворилась, вернувшись обратно в родную воздушную стихию.

Две машины обратились в груду горящего и чадящего железа; и Её Величества Горный корпус, как мог, резко прибавил прыти. Изрыгнули клубы дыма все до одного ползуны; как могли, поспешно перебирали многосуставчатыми лапами шагоходы. Вихрь разрывов накрыл траншеи и окопы за спинами Молли и двух оборотней; мололи снег гусеницы, и сами паровики, содрогаясь и выхаркивая чёрный непроглядный дым, торопились на встречу с Молли.

Взревели гаубицы, но ученица госпожи Старшей их даже не заметила.

На кончиках пальцев рождалось следующее заклинание, но почему–то Молли не удавалось повторить раз удавшееся. Словно кто–то очень ловкий всё время толкал под руку.

Тогда, на краю леса, она разила огненным молотом, сейчас требовалось нечто похитрее.

Локоть — ладонь — пальцы!

Вода! Вода и жгучий холод! Рука Молли словно высасывает из морозного воздуха последние крохи тепла, и гусеницы ползунов стремительно охватывают ледяные цепи.

Лёд стремительно нарастает, голубоватая волна его с хрустом взбирается всё выше по тракам, и даже нагретая броня не в силах его растопить. Ползуны хрипло закашляли, изрыгая дым, задёргались, пытаясь освободиться; митральезы слепо палили во все стороны, и пушки спешили не отстать, наугад посылая снаряды v belyi svet, как v kopeechku, как, наверное, сказала бы госпожа Старшая.

Сейчас Молли понимала, как правильно сделала, что поползла вперёд: траншеи защитников города заволокло сплошной тучей дыма и пыли от беспрерывных разрывов. Артиллеристы Королевства знали своё дело.

Но вот комендоры ползунов сообразили, что здесь что- то не так, и от души принялись поливать изо всех стволов нагое снежное поле перед ними.

Молли дрожала — никогда ей не доводилось распоряжаться такой мощью. Там, под вулканом, было совсем иначе. Основную работу сделали другие, ей оставалось лишь повернуть ключ в замке.

Здесь — сама, всё сама. Придумай как, найди силу, придай ей форму. Без кульмана, арифмометра, рейсфедера и логарифмической линейки. Совершенно неправильно и невозможно по меркам Королевства!

И эхо, не забудь про эхо!

Уже сейчас оно раскатывалось подземными жилами, норовя нарушить с таким трудом установленный порядок. Молли, как могла, пыталась помешать, стянуть эхо обратно к себе — получалось не легче, чем ловить водомерок на поверхности пруда.

Огненных, жалящихся водомерок.

Локоть — ладонь — пальцы, ко мне, ко мне, ко мне!

Мороз сменялся жарой. Вокруг Молли, Волки и Всеслава стремительно таял снег. Чёрный круг источающей пар земли расходился всё дальше от них; вервольфа зарычала предупредительно, медведь толкнул Молли носом в щёку, мол, ты что, нас же сейчас нашпигуют свинцом!..

Прости меня, лихорадочно подумала Молли, не имея даже мгновения на слово вслух. Простите, я пока не умею иначе.

Волка зубами потянула с Молли белое, но поздно — их заметили.

Шевелились стволы замерших ползунов, сохранившие свободу шагоходы на левом фланге шипели и плевались искрами, прибавляя ход, и, внезапно осмелев, сунулась в промежутки меж бронированными гигантами королевская пехота.