За краем мира

…Они пробились за Карн Дред, несмотря на то, что в зимнее время, если не считать единственной дороги за перевал, он считался недоступным.

Они тенями проскользнули по горным лесам, огибая форты и блокгаузы, обходя хорошо укреплённые разъезды, где вовсю грохотали поезда и дымили бронированные паровозы. Молли глядела на них, как на чудо — отвыкла и от вида, и от дыма.

Да, воздух ощутимо портился, особенно вблизи станций. Его наполняли дымы и угольная гарь, снег серел от золы, выброшенной трубами; у Молли вновь начался кашель, о котором она и думать забыла в стране Rooskies.

Но они наконец дошли.

— Вот он, твой Норд—Йорк.

Таньша не удержалась, всхлипнула и отвернулась. Спина её вздрогнула, и Молли, ощущая, что слёзы закипают и у неё в глазах, осторожно обхватила Волку за плечи, прижимая к себе, словно старшая. Всеслав вздохнул, переступил с лапы на лапу. Он вообще не перекидывался, словно понимая, что с медведем Молли будет легче.

Был хмурый день поздней зимы, вернее, уже календарной весны, но здесь, на севере Королевства, до тепла, проталин и распускающихся почек было ещё далеко.

Город, как обычно, светил во все стороны жёлтыми огнями, откашливался дымом из бесчисленных заводских труб; дымили котельные, без устали гоня по трубам пар — истинную кровь Норд—Йорка.

До окраинных домов оставалось примерно полмили, и лес тут был уже сведён.

А если перевалить через небольшой холм с редкими и хилыми соснами, то там будет дорога. Королевство предпочитало прокладывать в окрестностях Норд—Йорка рельсы, но хватало и таких вот грейдеров — по ним медленные локомобили таскали брёвна на окраинные лесопилки.

Кошка Ди недовольно озиралась, выбравшись у Молли из–за пазухи. Ей тут явно не нравилось. Небось скучала по своему дружку, чёрному Vasiliyu…

Молли тоже хлюпнула носом, сжала Таньшу в объятиях и отстранилась.

— Как я выгляжу?

На ней были все её старые вещи, ещё с «Геркулеса». Тщательно отстиранные и починенные. Машинистский шлем, очки, штаны с подстёжкой, тёплые высокие ботинки. Куртка с «молниями».

За зиму всё это сделалось несколько коротковато и узковато.

— Куда ты пойдёшь?! Что ты им скажешь? — не выдержала–таки Таньша. В пути она начинала этот разговор чуть ли не каждый вечер.

Молли только покачала головой.

— Как я выгляжу?

— Хорошо ты выглядишь, — буркнула Волка.

— Тогда я пойду, — тихонько сказала Молли.

Она не сказала: «Мы ещё увидимся». Она не сказала: «Прощайте, друзья». Слова были не нужны.

Молли спускалась по склону, не оборачиваясь, но знала, что медведь и девушка, застыв, смотрят ей вслед.

…На дороге никого не было. И Молли бодро, быстро зашагала к городу. Кошка Ди какое–то время бежала рядом, а потом замяукала, просясь на руки.

— Ну, что уж с тобой делать…

На самой окраине было кольцо городского паровика. Два пустых вагончика и кажущийся игрушечным паровозик; у раскрытой двери скучал долговязый кондуктор.

Руки и язык Молли всё сделали за неё — она даже не слышала слов, которые произносила.

Она думала о брате и сестре, о двух оборотнях, что остались там, в придорожном лесу. Что они делают? Таньша перекинулась, и вдвоём с медведем, не теряя времени, они отправились в дальний путь домой, на север? Или, напротив, никуда не торопятся, решив поразведать, что тут и как в Королевстве, особенно после того как Горный корпус получил такую оплеуху? Таньша ведь говорила что–то насчёт «осмотреться»…

Шипящий рупор голосом кондуктора объявлял остановки. Когда добрались до уже знакомой Геаршифт–стрит, Молли соскочила на мостовую.

Норд—Йорк… Она поправила маску.

Липкий смог заполнял воздух, царило полное безветрие, и всё, извергаемое трубами, так и оставалось над мостовыми, тротуарами и крышами города.

Молли шагала с детства знакомыми кварталами, мимо лавок, пабов и магазинов. Невольно косилась на тумбы с объявлениями — нет, её, ведьму, никто не разыскивал.

Это был сон. Вот только добрый или страшный?..

Любимая шоколадница. Кондитерская. Магазинчик, где продавали мороженое. Зеленная лавка. Заведение мясника. Молочная.

Эстакада скоростного паровика, шумит–торопится по ней короткий поезд из трёх вагончиков. Горят жёлтые фонари над лестницами, что ведут вверх, к платформе. Дома вокруг кажутся нереальными, нарисованными мрачным и недобрым художником…

Всё, как обычно. Нарядные леди и джентльмены в тёплых пальто; основательные, солидно пыхтящие дорогие локомобили; запах корицы из приоткрывшейся двери булочной…

А вот и Плэзент–стрит. Вот и номер 14. В окнах горит свет, ласковый, тёплый, как обычно. Над трубой вьётся дымок. В подвале пышет жаром трудяга паровой котёл, в гостиной горит импозантный камин. Фанни уже подала ужин.

В горле у Молли встал комок.

Всё, что ей нужно сделать, — это подойти к двери и позвонить.

Гм, но, пожалуй, лучше она зайдёт с заднего двора. А то neroven chas, как говорила госпожа Старшая и очень смеялась, когда Молли пыталась выяснить, что значит «неровность часа» — или его «негладкость»?