За кромкой миров

На глаза снова попалась стопка дисков, врученных бесом. Не ставить и уничтожить? Нет. Любопытство и уверенность в своих силах усердно нашептывали обратное. Непременно поставить. Я вставил диск под номером один в лоток привода. Он зашуршал, и сбоку от клавиатуры сформировался миниатюрный Мефистофель, одетый по моде девятнадцатого века: фрак, цилиндр, белые перчатки, бабочка. Завершала картинку трость с золоченым навершием. Естественно, это был синтетический фантом, но сходство было фотографическое. По мере загрузки данных стеклянный взгляд искусственного духа становился все более осмысленным. Когда последний диск закончил вращаться, бес плавно переместился на краешек монитора и произнес:

— Вы думали, что так легко от меня отделаетесь?

Я взглянул на синтетическое существо:

— Деактивировать звук. Активация объекта только по требованию пользователя, зарегистрированного под ником Посрединник.

— Функция недоступна, — ответил призрак. — Я не для того мучился, перенося выжимки из своей памяти на цифровой носитель, чтобы меня затыкали. Он мне потом все расскажет, как говорится, из первых уст.

— Вот блин, а если развею?

— Можно, конечно, но будет больше пользы, если оставить.

Я провел ладонью по лицу, а потом отсоединил синтета от поля маногенератора и вплел в свою ауру. Хотя там уже и так было тесновато: открытка жены, рой многофункциональных пчел, деактивированные заготовки щита и боевых заклинаний. Теперь еще и бес. Ангела не хватает. Я ухмыльнулся и присоединил туда же синтетического стража, оставив ему канал связи для обновления.

Глава 12 Калинов мост

Ночь пришла как-то внезапно, вырвав нас из уже привычного ритма подготовки. Дальше уже некуда готовиться, и отступать некуда. До отправки осталось всего полтора часа.

Я сидел на кровати и разглядывал фотографию Анны, держа ее в руке и поглаживая пальцами.

— В знатную передрягу ты попал, — протянул домовой, возникнув рядом со мной.

Дед Семен положил руки на колени и стал смотреть на какую-то точку на стене.

Я повернул голову:

— Предлагаешь отказаться?

— Кто я такой, чтобы тебя отговаривать? Я просто старый зануда, который всю свою бытность просидел за печью. — Домовой протяжно вздохнул и продолжил: — Я тоже тоскую по хозяюшке, да только не воротишь ее более.

— Дед, я…

— Молчи! Знаю, что больно на душе твоей. Знакомо мне это. Я уже сто веков на тот свет уйти не могу, все мыкаюсь по углам, все домочадцам помогаю. Знаешь, скольких я схоронил за десять тысяч лет? Кто от болезни да голода помер, кто от печенежских сабель да немецких снарядов, кто от зубов да когтей лютых зверей, кто просто вышел зимой в метель из дому, да потом не вертался обратно, в трех шагах от двери замерз, не нашел дорогу. А уж сколько баб в родах вместе с детями померло, жуть. И всякого помню, всякого жалко было.

— Дед…

— Молчи, говорю! Знаю, что месть задумал ты. Но не о мести думать надо.

— О чем?

— О живых. Мертвым срок вышел на нашей земле. Их нужно поминать, нужно почитать, но думать нужно о живых.

— Но они ей голову, дед.

— Нужно супостата бить, нужно. Кто ж спорит? Да только не местью думать. Местью ты всех в могилу сведешь. Нужно думать, чтобы детей меньше сиротилось да баб вдовело. Да самому как жить дальше. Вот о чем нужно думать.

— Дед, как я ее забыть смогу?

— Забыть? Кто ж тебе забывать говорит, дурья ты башка? Я говорю, что надо думать, как дальше жить. Не ты первый, не ты последний такой страдалец. Погорюет-погорюет мужик да и по новой женится. Девок много вокруг. Та же Александра по тебе сохнет, а ты со своей местью дальше носа не видишь.

— Дед! Это уже слишком!

— Не кричи! Ты ей ласковое слово скажи, приголубь. Бабьи ласки да бабьи глазки мужику лучше всякого лечебного бальзаму душу лечат. Поверь мне, старому.

— Дед, не надо.

— Как знаешь, я сказал, а ты подумай. Не себе, так хоть девке добро сделаешь.

— Сердцу не прикажешь.

— Ой ли, сиротинушка. Да твое сердце уже давно истосковалось по любви. Ты сам того не видишь, горемыка. Девкам кажный день да через день подарки таскаешь, пылинки с них сдуваешь. На ту же Александру глаза лишний раз боишься поднять, весь в свою тоску погруженный.

Я покосился на домового, но промолчал, а он продолжил:

— А сам поход — доброе дело, не все в чистом поле недруга бить. Лазутчики тоже нужны. Помнится, француза били мы. Они как раз на постой в хату заявлялись, так вояки притворятся мужиками, придут, покланяются им, всем ружьям счет сделают, все их речи заморские послушают с глупым видом, а потом как наскочут да как побьют всех, не потеряв ни единого бойца. А почему? Потому что по уму все делали, а не лезли в лоб с криком: «Убью гада!»

— Дед, при чем тут французы? Это же твари из иного мира.