За кромкой миров

В кабину постучали в тот момент, когда мы закончили колдовать над флягой. Дольше всего я возился с представлением пространственной спирали, которая растягивает метрику в локальном объеме, и параметрами управления ею. Семикратной сделать ее не получилось, но число четыре тоже неплохо.

— Эй, страдальцы-чародеи, мы палатку поставили, печь растопили, генератор запустили. Сухпайки уже согреты. Жрать пойдемте, — в своей прямолинейной манере позвала нас Оксана, стоя на морозе в одних трусах.

— А ты чего голая? — изумленно спросил я, глядя на бледное тельце бывшей студентки.

— Три коробки сухпайка рванули. Вся одежда в каше и бычках в томатном соусе. Дед сейчас воду греет всех отмывать.

Навья провела по волосам рукой, достав какую-то гадость.

— Сейчас придем, — ответил я на приглашение.

— Останусь, доделаю, — произнесла Белкина.

— Хватит. Надо поесть, помыться и переодеться, а схему я запустил для копирования в автоматическом режиме. Все похожие заклинания преобразуются сами. Нам сейчас отдохнуть нужно. Ты вон вся мокрая от натуги и бледная от холода.

Белкина нехотя сдалась и пошла со мной в палатку, где было тепло и сухо. Под самым потолком горела одинокая светодиодная лампа, в углу Сорокин протирал от солярки цифровую технику, делая отметки в блокноте. На небольшом раскладном столе был разложен ужин в виде жестяных консервов, согретых прямо на печке, в которой гудело жарким пламенем вырывающееся из форсунки топливо. От консервов по тесной палатке разливался вперемешку с вонью солярки аромат солдатской каши, бывший в новинку этому миру. Тихо булькал кипящий металлический чайник.

Дед Семен сидел возле печки и составлял в блокноте опись имеющегося в палатке имущества.

— Печь — одна штука, лампада светоидиотская — одна штука.

— Светодиодная, — поправила его Ангелина.

— Не суть важно, — буркнул домовой, — я ее не понимаю, значит, светоидиотская. Я понимаю лучину, понимаю свечи восковые, понимаю керосинки, а как енто устроено, не разумею.

— Дед, ты же пользуешься этим, так чем недоволен? — спросил я, опускаясь на расстеленный спальник и скидывая ботинки.

— Пользуюсь. Ведь это бережение искричества, но вот не понимаю, — ответил домовой, а потом несколько раз отсчитал в воздухе что-то кончиком карандаша. — Три да пять и еще одна. Всего девять лампад в запасе. Горючага — дважды семь сотен литров.

— Дед, а солярку ты зачем считаешь? Это же не в твоем ведении.

— А это как посмотреть, — пригладил он бороду. — Шатер хоть и не изба, да тоже порядок нужон. Что для порядку надобно? Тепло и свет. Что у нас свет дает? Генератра, а он вонючку эту жрет, как телок на водопое! — сокрушенно вскрикнул дед Семен. — Значит, счет нужон горючаму. Всяк лишнее не включать в свиное рыло, именуемое розеткой.

— Уходя, гасите всех, — подала голос Оксана.

— Вот-вот.

В тепле и сытости меня стало клонить в сон, а электростанция убаюкивала своим мерным тарахтением.

— Дед, у тебя сундучок со сказками имеется? — спросил я у хозяйственного домового.

— Я те че, киностудия, что ли? — огрызнулся дед под дружный смех группы. — Спи уж так.

Всем нужен отдых, даже боевым магам, и я позволил себе слегка прикоснуться к Нави, которую мы совсем недавно покинули.

Из сна без сновидений меня выдернули истошные крики и рев неведомого монстра. Я резко открыл глаза и приподнял голову, сооружая заготовку щита и целый конвейер для фокусных импульсов, которыми я мог с одинаковым успехом поубивать мух на лету и вывести из строя танковый взвод, не говоря о сотне не защищенных от этого бойцов. Сердце бешено колотилось, а взгляд не мог найти врага, и только под конец пришло осознание происходящего.

Источником беспокойства был ноутбук, лежащий на коленях у стажера, на котором проигрывался старый классический фильм «Парк юрского периода». Киношный тираннозавр под визг детишек курочил прогулочный джип. Вся наша домашняя нечисть с замиранием следила за экраном. Ночницы блестели глазами, словно наблюдали мастер-класс от самого предводителя полчищ нежити Вия. Улыбаясь уголками губ, уставилась на зрелище Береста, шаманившая над Сорокиным. Даже полоз застыл с ничего не выражающим взглядом.

Ольха, увидев, что я проснулся, подняла над головой на манер кинжала огромный зуб, подаренный ей генералом Булычевым, и тихонько протяжно зарычала.

Я хотел сесть, но рядом лежала всевидящая Александра, вцепившись в мою руку. Девушка тяжело дышала и едва слышно бормотала: «Больно, больно, больно».

— Береста, — позвал я берегиню, — посмотри Бельчонка. С ней что-то нехорошо.

— Она совершенно здорова. Это у нее сон такой, — тут же отозвалась дриада отечественного разлива, даже не удосужившись повернуть голову.

— Ты всех в палатке чувствуешь?

— Все живое — да, но недалеко.

— Местную живность чувствуешь?

— Нет. Под нами лед на три десятка локтей, дальше мертвый камень. И на четверть версты окрест ничего живого нет. Тяжко. Но Всевидящая что-то чуяла неясное за три версты.

— Отдохнем, нужно будет беспилотник на разведку отправить, — пробормотал я.