За Кубанью

Калитка запирается, тачанки трогаются с места, проскакивают до конца квартала и останавливаются у забора. Улагай выжидает, будто пульс у больного считает: Осман запер дверь в дом… проскочил к тайнику… открывает его… Осман не выдерживает, начинает вскрывать чемодан. Пора! Аскер перелетает через забор, Улагай — за ним. Выстрел это получает свою порцию верный страж Медведь. Э, да старик в спешке и двери запереть позабыл. Они врываются в спальню Османа как раз вовремя: хозяин вылезает из подпола. Проворный, однако… Увидев старых знакомых, дико таращит глаза. Улагай не торопится.

— Иди-ка сюда. — Он манит Османа пальцем.

Осман медленно вылезает. Став на пол, пытается сдвинуть ногой стоящую ребром половицу.

— Аскер, помоги старому доброму человеку. — На лице Улагая нехорошая ухмылка. — Нашему благодетелю, патриоту, правоверному мусульманину… счастливому супругу…

Ему спешить некуда, без его сигнала бой не прекратится.

— Уходите! — вдруг взвизгивает Осман и бросается к столу.

— Старик! — грозно трубит Улагай.

Аскер пытается остановить Османа, но получает удар в живот. Старый скряга решил отстаивать свою казну до последнего дыхания. Аскер вскрикивает от острой боли.

— А, ты так?

Глухой удар. Осман падает. В ход пошли кованые каблуки. Живучий старик: воет, корчится…

— Хватит! — брезгливо сплевывает Улагай. — Полезай в подвал.

Аскер чиркает спичками, чем-то гремит и подает наверх обитый железом сундучок. Он не заперт — очевидно, Осман намеревался снова заглянуть в него.

Улагай приподнимает крышку.

— О! — вырывается у него: рядом с пачками кредиток — золото! Много золота. И камни. Он и не мечтал возвратить свой капитал с такими процентами — вскоре эти камешки ему пригодятся. В этот момент кто-то повисает у него на ноге.

— Э, сволочь! — Улагай опускает каблук на голову Османа. Тот затихает. — Убери его.

Аскер сталкивает тело Османа в подпол, ставит на место половицу. Подумав, подтягивает к ней шкаф: теперь хозяина не скоро разыщут.

— Почти все, что я оставлял, сохранилось, — замечает Улагай. — Надо бы это уложить…

Аскер приносит чемодан, наклоняется к сундучку и застывает. Улагай подозрительно оглядывает его.

— Я сам. А ты посмотри, что там на улице.

Аскер нехотя поднимается. Лицо его возбуждено, веки подергиваются, он тяжело дышит. Рот приоткрывается, вот-вот с губ сорвется какая-то фраза. Но страх перед Улагаем побеждает. Он выходит. Возвращается через несколько минут.

— Перестрелка продолжается, — докладывает Аскер. — Пальба далеко, видимо, Ибрагиму не удалось прорваться в аул.

— Возьми! — Улагай подает ему крепко увязанный чемодан. Подумав, подходит к лампе, швыряет ее на пол. Чиркает спичкой, бросает ее в керосиновую лужицу. Огонек неуверенно расползается по полу.

Они выходят. Тачанка у ворот. Улагай садится рядом с ездовым, Аскер пристраивается к пулеметчику. Улагай достает ракетницу, в воздух взвивается красный змей. Застоявшиеся кони срываются с места. Стрельба прекращается. Будто и не было ничего.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Обычно поздняя осень — самое веселое время в ауле. Полевые работы окончены, поднята зябь, пшеница обмолочена, а излишки ее проданы. Женщины сортируют, моют и сушат шерсть, мужчины гонят из проса искрящийся, похожий на разбавленное молоко хмельной напиток — бахсму. Парни торопятся завершить переговоры с приглянувшимися красавицами осенняя свадьба приносит счастье. Наиболее зажиточные то и дело отправляются в город за покупками.

В такое время особым вниманием пользуются шутники, рассказчики, выдумщики, мастера одурачивать. В розыгрышах участвует чуть не весь аул. Люди беззлобно потешаются над простаком, которого удалось поставить в неловкое положение. Некоторые кунацкие по вечерам превращаются в клубы, где можно услышать забавную историю, послушать гармониста, сыграть в шашки пли просто поточить языки. В кунацких от самых искусных рассказчиков тесно. Взрослые люди, забыв обо всем на свете, следят за забавными приключениями девочки-сиротки, восторгаются находчивостью Куйжия, который так ловко разделывается с великанами. Не беда, что все эти сказания уже знакомы, — слушать их никогда не надоест.

Но двадцатая осень двадцатого века вошла в аул не хозяином, а гостем. Неспокойно вокруг, тревожно в ауле, и в душу проникает неуверенность. Люди, чего никогда не бывало, по вечерам запирают покрепче ворота, не засиживаются подолгу у соседей. Изменился и характер рассказов в кунацких. Традиционные сказки о нартовских богатырях и Куйжие, спокойные и забавные, уступили место рассказам о необыкновенных рейдах конников Буденного, о кровавых похождениях Алхаса, Бандурки, Фостикова, о таинственных исчезновениях девушек и о многих других вещах, от которых под папахами самых смелых джигитов начинают шевелиться волосы. Послушав такие истории, люди расходятся по домам со смутным предчувствием неминуемой беды. Сон не идет.