За Кубанью

Накрапывает какой-то странный дождь — густой. Постепенно он превращается в студенистую кашицу.

— Снег! — радуется Максим. Он подставляет руку, на нее опускаются комочки, напоминающие сгустки крахмала. Крепчает ветер, с каждой минутой становится холоднее, и вот уже мокрый снег становится настоящим снегом, тротуар покрывается белым кафелем.

Снег идет почти непрерывно несколько дней. И вдруг пробивается солнце, ноябрьская зима превращается в октябрьскую осень, полевые дороги раскисают. Но уговор дороже денег — в назначенный срок за Ценскими приходит подвода. Они берут лишь самое необходимое: учебники, белье, немного посуды, подушки. Фабиан Станиславович поверх форменной фуражки с кокардой натягивает башлык. Впереди будет ехать Мурат, позади — тачанка с пулеметом и бойцами. Прихватят заодно и Меджида-костоправа — выздоровел старик.

Процессия получается несколько необычная. В серой бурке и серой форменной фуражке Фабиан Станиславович смахивает на отставного казачьего генерала, Меджид-костоправ и Ядвига Адамовна, закутанные, как малые ребята, со спрятанными в соломе ногами, напоминают огромных кукол. Костоправа и больнице предупредили: еще одна простуда — и помочь будет невозможно.

Как будто все. Максим радостно машет рукой.

Мурат рассказал, как готовятся в ауле к их приезду. Матери шьют сыновьям новые бешметы или же подгоняют отцовские. В сакле Ильяса слезы: Мариет просится в школу, ей вторят остальные девчонки. Дарихан вроде бы и не возражает, пусть девочки учатся. Но почему другие не посылают дочерей? Разумеется, учиться надо.

Но, может быть, их потом не захотят взять замуж? И вообще, зачем им грамота? Ильяс охрип, доказывая пользу просвещения. Дарихан внимательно слушает его, кивает, а потом задает те же вопросы. Насторожились и старики. Пока что они мудро помалкивают: надо поглядеть, чему будут учить их внуков приезжие аталыки[6], прогнать их никогда не поздно.

А на следующее утро в квартиру Максима вбежал Геннадий. Правая рука — под брезентовым плащом. Уж не ранен ли?

— Скорее. Сергей Александрович машину прислал.

— Что случилось?

— Чтобы долго не объяснять, захватил…

Геннадий отбрасывает полу плаща: в его руке — форменная учительская фуражка с кокардой. Она рассечена надвое, цвет ее уже не определить. У Максима холодеют руки, затрудняется дыхание. Детям Адыгехабля можно не торопиться в школу — фуражка учителя здесь, тело его, иссеченное на куски, похоронено рядом с Муратом и другими бойцами, рядом с не успевшим еще раз простудиться Меджидом-костоправом.

Все произошло неожиданно. Верстах в десяти от аула повстречали какой-то отряд в красноармейской форме, потому и не насторожились. Съехались, разговорились. Вдруг один из них в упор выстрелил в Мурата. Бойцы и за оружие взяться не успели, как были порублены. И Ядвигу Адамовну наверняка постигла бы та же участь, но тут подскакало еще несколько всадников в бурках. Один из них, с огромным синюшным, похожим на грушу, носом, лохматыми бровями, поглядев на Меджида, крикнул:

— Стой, Едыгов, и так перестарался. Зачем Меджида-костоправа угробил?

— Под руку попался…

— Под руку… Этого старика нам не простят.

— Э-э, — протянул Едыгов, — за остальных тоже спасибо не скажут. Семь бед, говорят русские, один ответ. Может, и старуху рубануть? Заодно уж.

— Брось ее.

Едыгов несколько раз перетянул женщину нагайкой. Тем временем остальные бандиты собрали оружие, ограбили убитых, погрузили добычу на тачанку, подожгли подводу с учительским скарбом и ускакали.

Оставшись одна на дороге, Ядвига Адамовна, шатаясь, подошла к телу мужа, попыталась приподнять его. После нескольких тщетных попыток взяла его фуражку: последняя память… Долго вспоминала, в какой стороне город. Шла, а перед глазами все стояли те двое — один с мелковатым лицом — и небольшими красными, похожими на чирья глазами и второй с синюшным носом. Шла, неся перед собой, будто для подаяния, рассеченную пополам, побуревшую от крови фуражку. Шла без мыслей, без слез. Спотыкалась, падала, но тут же поднималась и шла снова. Ее подобрал и доставил в город продотряд.

Машина тормозит возле ЧК.

— Очевидно, начальник поручит это дело тебе, Максим, — добавляет Геннадий уже в дверях. — Возьми и меня с собой.

Сергей Александрович разглядывает карту. Лицо его сумрачно, под глазами синие скобки, веки воспалены.

— Вот они где, — указывает он на коричневый кружок, нанесенный на зеленом пространстве. — Караульной роты хватит?

— Хватит, — быстро отвечает Максим. На такую силу он и не рассчитывал. — Аульчане помогут.

— Продумай. Через час доложишь.

Максим уединяется. Он вспоминает об Алхасе все, что говорил Ильяс. Очевидно, буденновец принял командование вместо Мурата. Да, в отряде найдется, кем его заменить. А дома? Двенадцать ртов!