За кулисами

В первом номере Крэг был уверен; в нашем танце с Изабель ― не очень. Поэтому я знал, что он захочет увидеть его сегодня от и до на сцене, но одновременно боялся крика на публику, так как понимал, что от скорости нашей работы будет зависеть выход последующих танцоров, вынужденных сидеть за кулисами всё время без еды и сигарет. Я непомерно старался поспеть за всеми известными мне комментариями, удержать в голове и на лице все необходимые чувства важности, задумчивости, полётности и совершенной безучастности к служанке. Уже не раз мы слышали о том, что по отдельности мы были хороши, но в общем номере не сходились в темпераментах. Макарти всё время чего-то не хватало от нашего взаимодействия, из-за этого мы прогоняли танец миллиарды раз в поисках той самой изюминки, а мне это жутко трепало нервы. Мне с Изабель было невозможно находиться подолгу вместе… По известным причинам и каким-то мне неведомым. Она наседала на меня морально, как саранча, даже если мы не спорили шёпотом о том, как нужно сделать тот или иной элемент, раздражение проскальзывало будто без повода, и после совместных с ней репетиций я был просто обессилен.

Опасения сбылись, но не совсем так, как я предполагал. Крэг остановил нас где-то на середине с немногословным комментарием: "не то", и мы просто сделали финальную точку, чтобы на сегодня разойтись и вблизи больше не видеться. Я измученно ухватился за голову, отворачиваясь от служанки и вбегая по узким ступенькам замка, а та отбежала в сторону другой кулисы, едва удерживая в груди слезливые всхлипы. Драматичная пауза перед тем, как я отвернусь от маленького, подсвеченного софитами окошка.

― Всё, переходим к массовке. С вами будем переделывать номер, ― последняя фраза вогнала меня в противную внутреннюю дрожь. Столько затрачено сил на сопротивление её издевкам и заучивание лживых эмоций, что меня не на шутку начинала бесить предстоящая свежая порция общения с Изабель. Она и сама была вопиюще огорчена, злобно покосившись на меня, как на единственного виновника нашей общей неудачи. Ну и дерьмо…

Брюнетка осталась на сцене, под затемнение к ней высыпало большинство артистов, томящихся всё это время за кулисами, а я наоборот, скрылся от надоевшего пронзительного света софит в темноту, покоившуюся в бархатных тканях, и вышел в коридор, чтобы посмотреть на грядущий танец Мишель и Карлоса из зала. Настроение было испорчено практически основательно: я спускался по лестницам в сторону одного из боковых входов у сцены под отдаленно дребезжащие басы в бодрой повседневной песне и гулкие синхронные шаги десятков артистов. За распахнутой дверью на меня вылилась вся густота звука, пока я торопливо закрыл створку, чтобы не пропускать в тёмный зал свет из коридора. В пути до бархатного зрительного кресла в средних рядах я не мог отделаться от всей душевной тяжести накатившей с новой силой, которую мне приносили репетиции с Изабель. Я даже начинал задумываться о том, что несправедливо то, сколько я трачу на них времени.

Нехотя подняв глаза к пестрившей танцорами сцене, я вдруг немного отвлёкся от мрачных мыслей, вникая в драматургию номера. Среди артистов танцевала и Мишель, пока что в дальних рядах, незаметно для будущего зрителя приближаясь к переднему плану. Танцевала девушка без весёлого энтузиазма, как ей было положено по сценарию, но от этого не менее привлекательно и даже элегантно. Группы людей по двое-трое человек походили на механизмы часов, вымерено и асинхронно выполняя одни и те же действия. Это выглядело как нескончаемый танцевальный конвейер в перемешку с широкими периодическими улыбками и странными жестами мольбы, направленными к небу. Если бы я был далёк от расшифровки этого действа, я бы подумал, что на сцене собралась группа сектантов.

Ломанная хореография, выражающая тяжёлый труд и упование на какие-то высшие силы, которые вознаградят усилия, вобрала в себя собирательный образ современных работников или древних земледельцев, поклоняющихся языческим богам ― перед залом представала система, где люди ― её будто безжизненные элементы. Завораживающая картинка, как калейдоскоп, одурманила мой разум, но не отнимала в голове места для Мишель: я всё следил за её попытками соответствовать этой системе, за нарочно грязными разворотами, выбивающихся из ровных линий, но более живыми и эмоциональными. И снова Макарти заставлял меня мысленно поразиться его особенному видению и незамысловатой фантазии. Массовый танец не просто двигал сюжет, а придавал постановке устрашающую глубокую атмосферу, заставляя задуматься даже таких, как я.