За кулисами "Министерства правды"

Оправдывая необходимость особого Политического отдела при ГИЗе, авторы процитированной выше докладной записки особо отмечают, что «без подобного централизованного руководства и надзора число политических промахов Госиздата было бы значительно увеличено». В качестве иллюстрации своей полезности и незаменимости они приводят примеры своего вмешательства. Так, в силу того, что «международная революция осуществляется буржуазным правительством», запрещен был Политотделом роман Герберта Уэллса «Освобожденный мир»; «История средних веков» крупнейшего медиевиста М. О. Ковалевского — за «отрицательный подход к народным движениям, религиозный подход к оценке исторических фактов»; «Новая история» — в связи «с отрицательным отношением к революционному движению; про экономические причины и соц. борьбу — молчок». Об уровне художественной компетенции и вкусов политотдельцев можно судить по ремарке к запрещенной ими для издания повести великого Сервантеса «Сентиментальный бродяга»: «Вредна своей пустотой» (!). Такая повесть и не была издана: собственно под таким названием не существует произведения Сервантеса; видимо, это вольная адаптация для детей отрывка из «Дон Кихота».

Политотдел ставит оценки отраслевым отделам, подтверждая это статистическими выкладками. Особое подозрение вызывает, с его точки зрения, Отдел детской литературы, 71,7 % рукописей которого подверглись изменениям, «вычеркам» (по терминологии цензоров) и запрещениям. Серьезные претензии вызвала продукция знаменитой «Всемирной литературы», с которой у Госиздата сложились попросту враждебные отношения (см. подробнее ниже): 54,8 % представленных ею рукописей подверглись существенной переработке с идеологической точки зрения. Это же издательство стоит на первом месте по количеству вообще запрещенных рукописей. Разумеется, прохождение в Политотделе «классических марксистских произведений и работ известных авторов» было чисто формальным. Все же остальные рукописи прочитывались либо политредактором, либо доверенным лицом в соответствующем отделе Редсектора: в последнем случае делались уже попытки совместить политконтроль с общередакционной работой. Среди сотрудников Политотдела — слушатели Института красной профессуры и «отдельные товарищи-коммунисты, зарекомендовавшие себя в области политической работы» (III — ф. 395, оп. 9, д. 339, л. 40).

В отчетах Политотдела мы находим постоянные жалобы на «перегруженность» сотрудников, вызываемую недостаточной идеологической «подкованностью» работников редакционного сектора. По мысли руководства, политическое редактирование должно сочетаться с общередакционной работой, но все многократные попытки в этом направлении остались безрезультатными. Объясняется это «идеологически недостаточно сильным составом редакций» (I — ф. 35, оп. 3, д. 12, л. 2). Из этого вытекали требования «обновить» состав редакций, «укрепить их коммунистами» и марксистски образованными специалистами. «В работе уже создана прочная и ясная линия, твердые традиции и общие принципы, — с гордостью отмечают свои заслуги руководители Политотдела. — Удаляется и воспрещается лишь бесспорно вредное, остальное выправляется, снабжается предисловиями, примечаниями и комментариями. Путем отбора сплочена основная группа политредакторов—10–12 человек, усвоившая основные требования, как общецензурные, так и госиздатовские, и под этим углом зрения анализируются рукописи» (III — ф. 395, оп. 9, д. 339, л. 30).