За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году

Орлов, казалось, плохо слушал Кузина. Он не отрываясь смотрел на круговорот снежинок в лучах фонаря, как будто эта картина занимала его больше, чем слова Олега. В полутьме салона лицо Орлова представлялось неясным размытым пятном, в котором нельзя было различить его черты, и уж тем более выражение.

— Мы гарантируем вам, Андрей Петрович: все, что вы передадите нам, будет адекватно оценено. Безусловно, при этом ваше имя нигде фигурировать не будет! Мы…

— Кто — «мы»?

Кузин замялся, понимая, что нечаянно допустил оплошность, раскрыв свою личную причастность к интересам людей, с которыми был связан.

— Да это я так! Это мои друзья. Очень хорошие и надежные друзья!

— Ладно, Кузин, хватит! Больше слушать твою болтовню я не желаю! Иди ты на хрен со своими друзьями и предложениями! Нет у меня ничего! Да если бы и было, никому бы я ничего не отдал! Даже за самые большие деньги! Есть такие понятия — долг, честь и совесть! Но тебе, я думаю, они неведомы!

Олег молча смотрел на Орлова и, наверное, уже жалел о сказанном. Конечно, он понимал, что убедить своего бывшего начальника сможет лишь в том случае, если тот поймет, что никаких других шансов обеспечить свою жизнь у него нет. «Еще цепляется за службу! Не хочет уходить! Думает, что будет нужен! Кретин! Наивный недоумок!» — какие только эпитеты не мелькали в голове у Кузина, когда он слушал отповедь Орлова.

— Я думал, вы…

— Что думал? Что я продаюсь?! — даже не спросил, а выкрикнул полным негодования голосом Орлов.

— Я думал… Я рассчитывал, что вы… что ты умнее. А тебя… тебя выбросят, как… — Кузин задохнулся от злости, подбирая нужное слово, — …как использованный презерватив!

В ту же секунду Орлов схватил Кузина за грудки, сильно встряхнул и, притянув к себе, зло сказал:

— Сволочь! Продажная сволочь!

Олег не успел не только ничего сказать, но и даже хоть как-то среагировать на действия Андрея. А тот вдруг резко отпихнул Кузина, нецензурно выругался и, выйдя из машины, что есть силы хлопнул дверью. Не оборачиваясь, он направился к подъезду и через мгновенье скрылся за дверью.

— Козел! Козел вонючий! — кричал Кузин вслед. — Ты еще пожалеешь!

Олега буквально трясло от злости. Он рванул свои «жигули» с места, как будто за ним кто-то гнался. Темно-вишневая «семерка», поднимая за собой вихри пушистого снега, понеслась по дорожке вдоль школьного забора, выскочила на улицу и растворилась в темноте. А Кузин, давя и давя на педаль газа, продолжал в бессильном озлоблении шептать: «Козел! Козел вонючий!»

23 декабря 1991 года, вечер.

Москва. Частная квартира в элитном доме

— Алло! Борис?

— Ну!

— Это я.

— Ну что, согласился?

— Нет!

— А ты ему сказал про «бабки»?

— Да Борь, он же трёхнутый!

— Я спрашиваю тебя: ты сказал ему про «бабки»?

— Ну, сказал! Сказал!

— А он?

— А он говорит: «Ты что думаешь: я продаюсь?»

— Вот козел!

— Я ему так и сказал.

— Правильно!

— Ну а теперь?

— Что теперь?

— Я думаю, его выпрут. тогда мы его… Сам прибежит!

— А на хрен он нам нужен будет тогда?

— Ну все-таки!

— Нет уж, Олег. Нам он нужен сейчас. Может, пугнуть его?

— Да я же говорю, Борь, он — чокнутый!

— Ладно, подумай. Потом скажешь. У тебя все?

— Да.

— Ну, пока!

— Пока!

23 декабря 1991 года, вечер.

Москва. Крылатское

Орлов после разговора с Кузиным чувствовал себя совершенно разбитым. Мало того, что настроение его было и так из рук вон плохим, подлое предложение бывшего сослуживца выбило его из колеи. Домой он пришел раздраженным и каким-то особенно усталым.

Сделав попытку спросить мужа, о чем у него был разговор с Кузиным, Оля наткнулась на явное неудовольствие Андрея, который односложно сказал:

— Знаешь, не хочу о нем даже говорить!

— Но все-таки что он… — попыталась было спросить Оля.

— Ну хватит! Вас это вообще не должно интересовать! — не сдержав раздражения, ответил Андрей и тут же почувствовал, что перегнул палку. По себе он знал, что выплескивать на близких раздражение — последнее дело. Он сразу же попытался исправиться, примирительно сказав Оле:

— Да ладно, Оля, не обижайся! Я почему-то так сегодня устал! Вроде ничего не делал, а устал!

— Ничего, Андрюша, я понимаю, — примирительно проговорила жена, но Андрей про себя отметил: «обиделась». Однако полностью снять с себя раздражение он так и не смог. За ужином они говорили мало. Телевизор, даже информационную программу, Андрей смотреть не стал. Видя, что он не в духе, дети тоже не донимали Андрея вопросами.

В этот день Андрей и Оля лепта рано. Жена попыталась его о чем-то еще спросить, но, получив односложный ответ, прекратила разговор. Погасив свет, они еще долго лежали без сна, прислушиваясь к бормотанию сына в соседней комнате, звукам, доносившимся из-за окна, и тихой музыке, еле-еле пробивающейся сквозь потолок и стены. Скоро сон все-таки сморил Олю, и Андрей услышал ее мерное дыхание. А сам он еще долго лежал на спине, уткнувшись взглядом в потолок, на котором угадывались очертания люстры с четырьмя плафонами.