За линией Габерландта. Роман

- Итак, я очень рад, что вижу вас всех вместе и в добром здоровье. Прошу выслушать меня внимательно. Я послан Зубрилиным, чтобы предупредить об опасности, которая грозит вам, особенно Петру Зотову.

- Опасности? - переспросил Бычков.

- Да. Конах появился в вашей долине.

Мы переглянулись. Значит, история не кончилась, она продолжается, она догоняет Зотова, находит его и здесь. Прошлое опять ворвалось в наши дни.

Свернув работу, мы отправились домой. Известие было очень серьезным.

Ночью снова залаял Казак. Саша и Сергей вышли посмотреть. Вернувшись, они сказали, что вверх по долине промчались четыре потяга с людьми

- Это туда. К Зубрилину, - сказал Руссо. - Будем ждать известий. Теперь, когда я вас предупредил, боюсь за нашего замполита. Остался один на один с врагом.

На другой день мы увидели целый обоз. Он шел с верховьев реки. Нарты остановились, Зубрилин подозвал Зотова и отвернул брезент.

- Узнаешь?

Зотов побледнел.

- Кто его?

- Неважно. Одним преступником меньше. Но учти, с его смертью опасность не миновала. У Конаха здесь сообщники.

- Кто?

- Не знаю. Надо выяснять. Я сейчас еду на прииск, потом вернусь к вам. Будьте осторожны, друзья.

В тот же день мы с Серегой переселились в домик Зотовых. Так оно надежнее.

Глава одиннадцатая Тревожные дни Скалова. Капитан Омаров в затруднительном положении. Выводы агронома Руссо. Снова о дневниках Зотова-старшего

Перед Зубрилиным и перед следователем встала задача не из легких: решить уравнение со всеми неизвестными. Это не под силу даже очень толковому математику. Дело в том, что со смертью Конаха, который, судя по письму и по сопротивлению при встрече с Зубрилиным, являлся просто рядовым диверсантом, исполнителем чьей-то воли, в руках следствия не осталось никаких улик.

Впрочем, осталось письмо; затем осталась геологическая партия в количестве сорока человек. Кто-то из этих сорока - агент. Но кто? Нельзя арестовать всю группу. Нельзя и подозревать каждого.

Прежде всего Зубрилин решил найти автора письма. Он жил на прииске, это несомненно. В письме говорилось: «Дано указание складывать бочки с горючим близко к зарослям». Кто дал такое указание? И кому?

Виктор Николаевич встретился с директором приисковой базы. Перед ним стоял пожилой человек в полувоенной форме. Его широкое, немного одутловатое лицо выражало полнейшее равнодушие к миру и к собеседнику; к равнодушию примешивалось какое-то очень сонное довольство собой. «Пьет», - сразу подумал Зубрилин. И не ошибся.

- Вы с дороги, товарищ начальник, - сказал директор. - Может быть, пойдем ко мне, закусим и все такое?

Глаза его на мгновение оживились, он облизал губы, предвкушай чарочку и кусок селедки.

- Спасибо, - ответил Зубрилин. - Потом.

- Как угодно. - Директор произнес это очень грустным тоном.

Выяснилось, что горючее действительно свалено у самой ограды, в десяти метрах от густых зарослей стланика.

- Кто вам дал указание складывать бочки в этом месте? - спросил Зубрилин.

- Кто дал? Да никто. Негде больше складывать, вот мы и свалили.

- А может быть, посоветовал кто? Вспомните.

Директор сидел за столом, моргал глазами и, кажется, страдал, но не от этого странного допроса, а от необходимости сидеть здесь, когда можно бы… «Сухарь этот замполит, - думал он и вздыхал. - Никак не догадается».

- Нет, никто не советовал, - вслух сказал он. - Мы с кладовщиком сами решили.

Зубрилин смотрел на него и размышлял: «Этот непричастен к шайке. Он слишком равнодушен к людям и к делам и, кажется, слишком пристрастен к вину. Не враг. Но и не друг. Просто удобный материал для врагов, из него вполне можно лепить сообщников».

Кто же все-таки писал это письмо? Кто?

Дальнейшее расследование ни к чему не привело. След письма терялся. Факты? Где их взять? Когда следователь предложил сообщить о происшествии Омарову, Зубрилин резко возразил:

- Нет и еще раз нет. Сообщите по своему ведомству.

- Это вы обязаны сделать, но Омарова пока не информируйте. Придет время…

Понятливый следователь кивнул головой. Видно, у Зубрилина были основания так думать.

Плановик прииска Винокуров ничего не знал о смерти Конаха.

Но неделю спустя, когда Зубрилин был уже у нас, на прииск явился проводник Скалов. Он пришел на лыжах, далеко обойдя метеостанцию и нашу палатку. Встретившись будто случайно с плановиком, он удивленно поднял брови: Винокуров жил в полном неведении. Тоже мне божья коровка!

- Ты ничего не знаешь? - спросил его Скалов.

- Что случилось?

- Конах убит.

Винокуров схватился за голову.

- А письмо?

- Я отдал письмо. Через час его убили.

- Значит, у них…

Он опять взялся за голову, потом беспокойно огляделся.

- Ты не подходи, может быть, следят.

- Была твоя подпись?

- Что ты!

- А почерк?

- Не узнают. Но что же нам теперь делать?

- Ничего. Ждать, что скажет Никамура.

- Но он ведь тоже не знает?

- Сообщи.

Круглое лицо Винокурова мелко подрагивало. Он боялся. Не знал, что делать.