За линией Габерландта

— А вы не думайте. Вернее, думайте об удаче, не ошибетесь.

Он как-то странно посмотрел на меня и отошел, не сказав больше ни слова. Чем же я его обидел?

Через неделю, когда я был уже в Катуйске и снова работал в партии Бычкова, от Зотова пришло письмо, а за ним второе и третье.

В этих письмах есть немало интересного, а главное, проливается свет на некоторые таинственные дела, в которых главную роль играл Дымов и его соучастники. Но об этих страшных делах мы тогда, в сущности, ничего не знали. Поэтому я считаю нелишним привести здесь все три письма Зотова, не изменив в тексте ни единого слова.

Письмо первое.

«Май-Урья.

Здравствуйте, ребята!

Два перевала и большая река разделяют нас теперь. Мы проехали почти тысячу километров на север и северо-запад, пока не разыскали свою долину, которая носит это странное и романтическое название — Май-Урья.

Я так и не узнал до сих пор, что значит «Май-Урья». Но мы для себя расшифровали эти слова как «Долина молчания» или как «Загадочная долина»; такое здесь устойчивое безлюдье, такая отрешенная, святая тишина, что, будь я один, ни за что бы не остался и месяца. По чести говоря, жутковато, все-таки мы привыкли к шуму жизни. Хомо сапиенс или как там еще называют людей? Создания общественные…

Ехали мы двое суток. Водители гнали вовсю. Дорога в основном хорошая, только на перевалах делается страшно: шоссе подымается в горы серпантином, огромные скалы висят над головой, а с другого бока обрывы на много десятков метров… Проехали все эти страсти благополучно. Остановились на прииске, который расположен в устье реки Май-Урьи, там, где впадает она в реку Кирелях. Прииск богатый, большой, работает здесь несколько тысяч горняков. Целый городок.

Проводили нас в столовую, напоили каким-то горьким настоем из стланика (лекарство от цинги) и дали обед: суп из перловой крупы и макароны. Вылезли из-за стола не очень-то отяжелевшие. Зубрилин сказал начальнику прииска:

— Плохо кормите народ.

Тот объяснил:

— Запас продуктов на один месяц. Экономим, впереди зима. Что-то снабжение не ладится. Вы там ближе, объясните, в чем дело?

Зубрилин ничего не ответил, а когда мы вышли, сказал:

— Они здесь месяцами не видят овощей, забыли вкус картошки. Понимаете, как нужен совхоз!

Верхами на лошадях мы объехали все ближние долины. Всюду нетронутые леса, нигде ни души, жарко, даже душно днем, а ночью тянет холодом с высоких снежных гор. Они стоят на горизонте, как безмолвные стражи таинственной, заколдованной страны. Кажется, что там, за ними, конец света. Мы искали луговые земли, чтобы поменьше корчевать. Хорошие поляны удалось найти километров за пятнадцать от прииска, вверх по реке. Тут оказались песчаные почвы с богатой травой. Забили первый колышек, сделали, можно сказать, заявку и разожгли первый костер. На страх непуганым медведям: и дичи.

Метеостанцию строим на берегу безымянного ручья, в трех или четырех километрах выше большого луга, — тут как раз самое широкое место и две террасы. Мы с Варей устанавливаем приборы, делаем изгородь, а плотники рубят для нас маленькую избушку — типичное зимовье. В общем, робинзоны. Уйдут плотники, уедет Виктор Николаевич, и мы останемся вдвоем. Наедине с природой. Но ничего, надеемся, что вы скоро подъедете. Тогда будет веселей.

Вчера ходил на рекогносцировку. Поднялся на высокую сопку, оглядел свои владения. Обширные, черт возьми! И все-таки у подножия гор, километрах в сорока, увидел в бинокль дымок. Говорят, там работает геологическая партия. Опередили. Первооткрыватели не мы, а дотошные геологи. Ладно, согласимся.

Завтра начинаем настоящую работу — круглосуточные наблюдения. Климат откроет нам свои загадки.

Всем вам привет от Вари. Она не робеет. Вечером учил ее стрелять по цели. Получается. Надо, — тут медведей много да и птица есть.

Ваш П. Зотов».

Письмо второе. Это уже лично мне, ну и, конечно, остальным тоже.

«Май-Урья.

Дорогой друг!

Вот мы и одни с Варей. Стоит у нас рубленая избушка с железной печкой, без крыши, с дерновым покрытием на потолке; протоптали мы тропинку к метеоплощадке, другую тропинку — к ручью и начали жить-поживать, долину изучать и погоду на графики зарисовывать.

Виктор Николаевич уехал; вернулись на прииск плотники; тропа, по которой возили материалы с прииска, после дождя затянулась, поросла травой, и я, возвращаясь с приисковой почты, чуть было не заблудился в мелколесье — такой незаметной она стала. Природа наступает, она не любит, когда нарушают ее равновесие.

Есть уже первые данные по климату. Мы засекли самую высокую температуру дня в июле: плюс тридцать шесть. И самую низкую ночью: плюс два с половиной. Ничего себе колебания! Морозов пока не было. Думаю, что летом их не будет. Зря шумел Данилевский. Разве в отдельные годы…