За линией Габерландта

Потоптавшись на снегу, мы проворно забрались в крытый кузов, растопили печку и, согревшись, уснули под ровный гул мотора.

Мы едем долго. Уже порядком надоело белое безмолвие шоссе. Застыли, устали бока, в валенки и за спину забирается холод. Глаза закрываются, щурятся от белизны, блеска и напряжения, а дорога все бежит и бежит, с каждым поворотом открывает новые гористые дали и холодные скалы на блекло-голубом фоне неба. Мелькают редкие домики дорожников, серые пятна лесов в распадках, и кажется, этому пути не будет конца — так длинен и утомителен он.

Но вот в сумерках прогрохотал под колесами грузовика длинный деревянный мост через реку Колыму справа поплыли пугающие чернотой и грозной крутизной прижимы, среди которых вьется и петляет над рекою шоссе, а мы понеслись по широкой долине, влетели на крутой подъем, поехали все тише, тише и наконец остановились.

Даем машине отдохнуть в красивом поселке, бережно притулившемся в густом тополевом лесу, а потом опять мчимся на север, пока на нашем пути не возникает еще один перевал. За ним — мы уже знаем — непременно откроется более обширная долина, а в низовьях ее, кажется слева, должна быть знаменитая Май-Урья. Странно видеть в этой холодной долине гораздо более пышную растительность, чем около самого моря. Черные густые леса нетронуто стоят в распадках, буреломная тайга величественна и сурова. Причудлив Север! В нем нет жесткой закономерности равнин, климат здесь определяется не только географией и широтой местности, но и положением и высотой гор, склоном долины и еще какими-то факторами, до которых мы должны докопаться во что бы то ни стало.

Когда ребята достаточно поразмялись, разгружая машину и перетаскивая мешки и ящики во временный склад, уже стемнело. Мы пошли в столовую приискового поселка. Холодноватое и не чистое помещение столовой производило довольно неприятное впечатление. У входа нас встретил свирепого вида виночерпий в бывшем белом халате.

— Пейте! — Он буквально сунул каждому по чарке мутноватого зелья.

— Что это? — басом рявкнул Смыслов и решительно отстранил приношение.

— Настойка стланика. От цинги. Пейте, иначе обеда вам не дадут.

Настойка была терпкая и горькая. Мы ее выпили и переглянулись. Не в наш ли адрес укор? Ведь от цинги существуют и другие, более аппетитные средства.

Ужинали мы перловым супом с консервами из тушенки, макаронами с салом и черным кофе без молока. Овощами здесь и не пахло. Неужели люди вот так месяцами пьют вместо компота хвойную настойку?

На собственном опыте в первый же день мы убедились, как бесконечно прав Зубрилин, рискнувший строить совхоз в этом богом забытом месте. Будь здесь хоть миллион препятствий, все равно надо преодолеть их и добиться своего: дать свежие овощи, о которых горняки только мечтали.

Утром мы с Бычковым встали на лыжи и пошли вверх по долине Май-Урьи, к домику Зотовых.

Долина реки, узкая при впадении в другую долину, как бы зажатая с двух сторон обрезанными с боков крутыми сопками, дальше расширялась и радовала взор обилием лесов и нетронутой белизной высокого горного хребта, который заслонял долину с севера. Альпийские вершины — острые, клыкастые, зубчатые, как древние замковые стены, впивались высоко в небо, сверкали розовым светом восхода, искрились и вызывали в душе поистине священный трепет своей красотой, величием и недоступностью.

— Видал? — обернулся Бычков. — Подходящая стеночка. Сколько до гор, как ты думаешь?

— Не меньше семидесяти. Это же хребет Черского. Величина!

— Он кстати улегся здесь, — сказал Леша. — Поработает на нас. Северный ветер не пройдет. Заслон, будь покоен,

— Тут и южный даст жизни, — ответил я. — Не забывай, до полюса холода рукой подать.

— А лес? Глянь, какой высокий, прямо строевой. То же защита. Совхоз получится, вот увидишь. Я убежден.

На нашем пути встретился небольшой поселок. Здесь была больница.

— Оздоровительный участок, — пояснили старожилы. — Горняки тут сил набираются, кстати, лес готовят, уголь жгут. Вы к метеорологам? Так это еще километров восемь, прямо по реке.

Дальше было совсем безлюдно. Ни души. И следа никакого. Терра инкогнита. На кустах висела бахрома снега, на пеньках невесомо и пышно стояли снежные столбики. Штилевая зима, Все кругом было незапятнанно бело, тихо и немного таинственно. Говорить хотелось только шепотом, скрип лыжных палок раздражал. Лес постепенно темнел и скоро стал совсем густым. То и дело натыкаясь на завалы, мы нашли наконец узкую просеку со старым следом от конных саней. Наверное, это туда, к нашим.

Выйдя из леса, мы увидели далеко впереди две черные фигурки. Они то и дело, наклонялись, слышался слабый стук топора о дерево и треск сучьев. Зотовы? А кто же еще?

Леша снял ружье и выстрелил вверх. Фигурки выпрямились и застыли, напряженно всматриваясь в нашу сторону. Увидев, что пришельцы идут определенно к ним, Зотов подбросил в костер дровишек. На всякий случай. Поднялся большой дым. А сам он медленно пошел нам навстречу, закинув за плечо ружье.