За мечту. За Веру. За любовь (СИ)

– Если катастрофу не остановить, то все равно, где она произойдет. В Москве или на Марсе. У тебя два дня, Макс, чтобы вернуться в форму. Потом приступаем к тренировкам. Зал в Олимпийке наш ровно на два месяца. Когда приезжает Измайлов?

– В субботу.

– Значит, у нас неделя в запасе. За это время предлагаю тебе смириться.

– С чем?

– С судьбой, Русланов, с судьбой!

Я рассмеялся.

– А чай зеленый у тебя есть?

– В нем кофеина дофига, – напомнил я.

– Должны же быть у человека маленькие слабости, – пробурчал Жданов. – Или радости.

– Идем, становится прохладно. У меня сразу заныло плечо.

– Ты зачем мне это сказал? Чтобы я тебя пожалел?

– Чтобы напомнил мне наклеить тейпы, – возразил я.

– Сам справишься!

– Как Ксю? – сменил я тему.

– Нормально. Передает тебе привет.

– И ты ей передавай.

– Не могу, она у матери.

– Ах вот почему ты такой нервный, Артур. Тебя бросили!

– Если тебе так проще, то да, – хмыкнул он в ответ. – Вообще, я думал пожить у тебя, но теперь боюсь, что с таким подходом, в ближайшие несколько дней ты будешь меня бесить.

– Я тебя не гоню, Жданов. Я бы даже пива предложил… Но не буду.

– Пиво?! – ужаснулся Жданов. – Пиво будет тебе после первого боя. А теперь спать, молодой человек! Режим! Режим!

Уже проваливаясь в сон, я слышал, как за стенкой ворочается на узком диване Артур, и улыбался.

Глава вторая

Вера

На побережье опустилась осень. Еще вчера стояла летняя жара, солнце пекло нещадно, и даже самые большие скептики из местных, и те рванули к морю, чтобы урвать последние минуты лета. А потом пришла гроза. Небо затянуло свинцовыми тучами, яростный ветер ломал деревья и срывал крыши. Море будто бы взбесилось, обрушивая на променад тяжелые мутные волны. Кричали чайки. Всегда невозмутимые черные бакланы каменными истуканами застыли на выступающих над водой бетонных конструкциях.

Я всегда любила шторм. Бушующее море хорошо прочищает мозги. И потому, распахнув штормовку, я стояла у самого края пирса, подставляя лицо соленым брызгам.

Понедельники я ненавидела с детства. Слишком много неоправданных ожиданий, слишком много тревог. Как и не любила утреннюю суету, когда сонные дети торопятся в школу, а хмурые взрослые – на работу, редко любимую. Для меня утро понедельника на пустынном променаде давно стало символом некой свободы. Возможно, призрачной, но такой необходимой.

Я дождалась, пока откроется кафе, и заказала омлет с помидорами и сыром и латте без сахара. Устроившись за столиком у окна с видом на море, я достала ежедневник, чтобы набросать план первоочередных дел.

Занятия в клубе должны были начаться уже через неделю. Поэтому нужно обзвонить родителей, заказать уборку зала.

Составить расписание собственных частных уроков, подготовиться к пробникам. В этому году ко мне пришли сразу пятеро новичков-второклашек.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Владик уехал в Москву. И вроде бы он был там абсолютно счастлив. Я знала, конечно, – видела это в его потухшем взгляде, – что он скучает по-настоящему, мужскому, спорту. Спорту, где есть кровь, пот и адреналин. Старшая наседка-сестра, кучка подростков и старый рукопашник Геннадьевич – плохая компания, когда тебе чуть за двадцать.

Но я думала, что Влад смирился. Мы все так думали.

Тогда, четыре года назад, отцу удалось почти невозможное – Влад избежал судебного разбирательства. Богдан Соломатин был сволочью, но глядя, как его, без сознания, уносят с татами, я не могла поверить, что это сделал мой младший брат. Добрый, покладистый, послушный мальчик. Однажды доведенный до края.

Спустя сутки после отъезда брата, когда я бродила по опустевшей квартире, пытаясь заставить себя заняться делами, позвонила мама.

И тут я поняла, что Владик сообщил им о своем решении перейти в профессиональный спорт, только уже подписав договор.

– Вера, как так вышло? Ты же понимаешь, что ему нельзя особо светиться? – мягко проговорила мама. Обычно она таким тоном разговаривала с пациентами, которых привозили с черных трасс. За этими обманчивыми интонациями скрывался настолько мощный подтекст, что мысли об экстриме покидали надолго.

– Привет, мам, – устало ответила я. – А почему ты говоришь это именно мне? Влад – взрослый мужчина. Странно было думать, что он всю жизнь просидит у моей юбки. Ему предложили хорошие деньги и интересную работу, мам.

– В Москве?

– В Москве. Контракт на год. Ему пора жить своей жизнью, и ты это отлично знаешь.

– Это же тренерская работа?

– Да, его техника заинтересовала кое-кого. И вот результат. Все будет хорошо. – Я старалась быть убедительной.

– Вера, ты хорошо знаешь, о чем говоришь?

– Да, мам. И я знакома с тем, кто предложил Владу контракт. Это было взвешенное решение.

– Отцу я ничего не говорила, – прошептала мама и отключила вызов.

… Взвешенное решение…

Я хотела бы, чтобы оно было таким, но…

– Знаешь, кто сейчас лидер в его дивизионе?

– Нет…

– Богдан Соломатин.