За мгновения до...

Дамиен уходит, а у меня жжёт в том месте, где его ладонь мгновения, но всё же прижималась ко мне. Как ожог, только не болезненный, а… приятный?! Щекочущий изнутри? Проникающий струями по венам и артериям в центр меня? В самое-самое что ни на есть ядро?

Закрываю глаза и вопиюще слабохарактерно, малодушно, безбожно попирая всякие принципы своего взаимодействия с окружающим миром, дрейфую в кайфе его прикосновения. И мне даже наплевать, что болит в груди, что тяжело дышать, что голова пульсирует так, словно её накачали ядовитым газом. Мне хорошо: у меня на животе живое пятно!

Дамиен и забота — это нечто. Странно видеть, ещё более странно ощущать.

Ласку получать всегда приятно (ну, в большинстве случаев), но когда она проявляется экстрактом нежности у человека, с которым имелись некие трения (ладно, будем честными: острая форма взаимной неприязни), то подобное явление способно совершенно выбить из колеи.

В хорошем смысле.

Дамиен мягко целует мою щёку, затаив дыхание, надеясь, очевидно, не разбудить и остаться не уличённым в замере температуры таким нетривиальным способом.

Что ж, я подыгрываю: притворяюсь крепко спящей. Странно, конечно, принимать больного простудой за невменяемого, но, тем не менее, его губы на моей щеке. И что ещё более странно: рука, сотворившая безобразное количество душераздирающих диверсий в мой адрес, в данный момент поправляет тёпленькое одеяло, старательно подтыкая концы под спящее "тело". И, наконец, главное: лимит моего понимания исчерпывается окончательно в тот момент, когда прохладная (в сравнении с моим теноподобным организмом) ладонь ложится на мою щеку, и температурный замер осуществляется непосредственно методом «губы в губы». Всё с тем же подходом: аккуратно, едва ощутимо, почти невесомо.

Ну и напоследок парочка совсем уже невинных жестов: вынимание прилипших волос из моего рта и поглаживания по воспалённой голове.

В конце концов, я начинаю со всей серьёзностью подозревать у себя галлюцинации. Есть ещё вариант маниакального сновидения, но тот факт, что мочевой пузырь лопается от желания посетить туалет, наводит на мысль, что происходящее вполне реально и даже более того, вписывается в законы физики, пространства и времени. Хотя я не отказалась бы от некоторой сюрреалистичности: добавила бы красок, преимущественно сиреневых и лиловых оттенков, и предложила бы главному герою моего персонального кино чуть плотнее прижаться к моим губам и уже замерить эту температуру как следует. Кто знает, к каким результатам может привести нарушение лабораторных условий, техник и технологий?!

Шутки в сторону: настоящие галлюцинации ещё впереди.

Просыпаюсь и констатирую ситуацию: Дамиен, переодетый в футболку и домашние мягкие штаны, укрыл меня пледом вместо тёплого одеяла и лёг поверх него. Словно отгородился всем, чем смог придумать, но при этом обнял трепетно, не сдавливая, но настолько плотно, насколько это было возможно. Так дети обнимают любимую игрушку, когда ложатся спать.

Он не спит. И, по всей видимости, даже не спал.

— Что ты здесь делаешь? — мой голос сел окончательно.

— У тебя жар, Ева. Я слежу за цифрами. Они уже побили все рекорды! Я не знал, что с этим делать, поэтому позвонил твоей матери.

— И? — шиплю.

— Мы едем в госпиталь. Ждал, пока ты проснёшься.

— Нет. Я не смогу высидеть пять часов в приёмной. Мне плохо.

— Я знаю, Ева. Вижу. И именно поэтому отвезу тебя независимо от того, согласна ты или нет.

И он просто встаёт, просто приближается и просто берёт меня на руки. Я не сопротивляюсь, потому что в его руках согласна так же мирно плыть на плаху, положить свою голову под гильотину, запихнуть в виселицу, сесть на электрический стул, только бы он не отнимал своих рук.

Эти мысли в моей голове настолько отчётливы — яснее всех прочих, что я впервые не обзываю их бредом и покорно кладу тяжёлую голову на его плечо.

Моя душа обретает неведомое доселе умиротворение и покой: я больше не чувствую боли в груди, онемевших ног, нехватки кислорода. Меня не беспокоят проблемы, страхи, вес несделанного, пропущенного, совершённого по ошибке. Мне хорошо. В абсолюте.

Он делает меня лучше, чище, добрее… Мой гадкий, противный, незабываемый Дамиен. Такой прежний, и такой изменившийся.

Я падаю в обморок, не дождавшись очереди на регистрацию в отделение Скорой помощи. Этот факт позволяет избежать многочасового ожидания приёма у врача и отправляет меня прямиком в реанимационное отделение.

Прихожу в себя от жуткой вони, достающей, кажется, до самого моего мозга. Глаза Дамиена заставляют забыть обо всех ощущениях, запахах и болях. Квинтэссенция страха — это глаза моего брата.

— Тебе нужно сниматься у Спилберга. Без грима и репетиций! — хриплю.

Дамиену не до меня, он кому-то звонит, нервно надавливая на кнопки телефона:

— Энни, она пришла в себя! Выглядит… как обычно. В сознании, да. Даже слишком в сознании… Да-да, наберу, если что.

Отключается и сообщает, выкатив на меня свои карие глаза:

— Родители прилетят завтра утром. Оба. Сразу поедут сюда, к тебе в больницу, но я буду здесь всю ночь, до утра.