За мгновения до...

Я УЖЕ почти в отрыве от реальности, но Дамиен неугомонен: останавливается на мгновение и возвращается снова, ласкает своим языком мой, поглаживает, оплетает, затягивает в себя, жарко выдыхает в мои губы. Мгновения или вечность — в этом фантастически остром соусе ощущений я не способна осознавать базовые вещи, и прихожу в себя от понимания, что мы снова запойно целуемся. До устали, до боли в лицевых мышцах, до нехватки кислорода, до зуда в тех самых местах, какими мы уже точно вот-вот вольёмся друг в друга, и движение к этой точке неумолимо и неизбежно.

Я отрываюсь первой, жадно хватая воздух, но всё ещё не в силах раскрыть глаза — мозг не в состоянии их контролировать. Запрокидываю голову, не давая ему снова впиться в меня, но его губы тут же находят другую цель — шею, подбородок, плечи.

— Неистово! — шепчу. — Вот это слово! То самое, которое единственное способно дать хотя бы отдалённое представление о том, как ты целуешься!

— Опиум! — внезапно выдыхает мне в ухо, не прекращая своих ласк.

— Опиум? — улыбаюсь, потому что от его дразнящих губ и покусываний мне щекотно и хочется свернуться ёжиком.

— Опиум! Опиум! — повторяет снова и снова. — Ты — мой опиум, а я — наркоман в глубокой стадии зависимости…

Спустя мгновение, облизав основание моей шеи, словно она мороженое, добавляет:

— Уже неизлечимой зависимости…

Успокоившись, нацеловавшись вдоволь, Дамиен совершает ещё одно признание:

— Помнишь, ты сказала, что женщины — моя слабость?

— Я не говорила!

— Ну допустим, не говорила. Дала понять!

— Допустим.

— Ты была права, но ошиблась с числом: только одна женщина — моя слабость. Только от одной мои мозги на хрен сносит! — улыбается. — Боюсь, наш первый раз будет быстрым. Не знаю, насколько долго смогу сдерживаться: ты такая…

Он смущается?

— Мне не с чем сравнивать, так что в любом случае… — сознаюсь.

— В каком смысле не с чем сравнивать?! — в его глазах недоумение, граничащее с шоком. Он даже приподнимается на локтях, чтобы иметь возможность получше вглядеться в мои глаза.

— В том самом! — улыбаюсь ещё шире.

Но Дамиен словно окаменел. У него явно пропал настрой.

Виснет неловкая пауза, и мне уже не хочется улыбаться.

— Тебе же девятнадцать, так? — уточняет.

— Так.

— И как ты умудрилась…

— Девятнадцать — не девяносто, Дамиен! — резко отталкиваю его и вскакиваю с постели.

Он лежит какое-то время, застыв в одной позе, пытаясь, очевидно, сообразить адекватный ответ, но как только моя рука ложится на дверную ручку, Дамиен в одно мгновение оказывается рядом, хватает за талию, и уже через секунду я возвращена на место. Его руки сжимают меня так крепко, что я не могу дышать:

— Пусти! Задушишь! — шиплю на него.

— Тогда не нервируй меня! — заявляет.

Мы молчим, но эта тишина ни для одного из нас не кажется дискомфортной. Наверное, потому что мы слишком плотно вжаты друг в друга.

Обдумав свои мысли, Дамиен аккуратно разворачивает меня лицом к себе и сообщает своё решение:

— Я не могу сегодня! Это не так просто… — зависает на мгновение и выдыхает, — быть с невинной девушкой! — скалится.

Спустя секунду уточняет с улыбкой:

— Девственницей!

— И что? Это как секс с гуманоидом? У нас физиология другая или анатомия?

Лучший ответ разъярённой мне — это поцелуй в губы, и Дамиен это уже давно понял. Он целует долго, с чувством, так же, как и всегда сладко, но всё же иначе. По особенному. Так, словно во мне вдруг обнаружилась хрупкость, о которой не знали раньше.

— Это большая ответственность — быть первым! — улыбается как пришибленный.

Я бы сказала, что у меня отвисла челюсть от этого заявления, но главный шок был ещё впереди:

— А для меня это будет важно вдвойне: потому что я хочу быть первым и последним!

Глава 42. Роковая запись или самый край обрыва

Дамиен

В то утро она пошутила. Шутка, которую не назовёшь неудачной. Шутка, которая открыла мои глаза на фундаментальную проблему.

Ева взбирается на меня верхом, в её глазах азарт, голод, тысячи откровенных намерений. Губы разминают одна другую, язык облизывает верхнюю в таком растянуто-ожидающем действе, что мой пах отзывается болью. Вряд ли она намеренно соблазняет меня, скорее, это неосознанный жест отчаянной девчонки, вдохновлённой витриной в лавке итальянского мороженщика.

— Ты смотришь на меня так, будто сейчас съешь! — признаюсь.

— Кажется, я чувствую себя так, словно вот-вот тебя съем! — соглашается.

— Приятного аппетита!

— Спасибо. Взаимно!

Спустя время добавляет:

— Надеюсь, происходящее не часть продуманной особо изощрённой игры, и ты не метишь добыть простынь после нашего первого секса, чтобы выиграть пари века?

Шутка больно резанула, и я ответил первое, что пришло в голову:

— Ты слишком много читаешь трэшевой литературы, Ева. Не будь такой подозрительной.

— Да? — странно проникает в меня взглядом, будто под кожу лезет.

— Да, — отвечаю, а сам чувствую, как леденеют руки, лежащие на её талии.

Холод от них расползается по телу и доходит до мозга: она не доверяет. Принимает правила игры, пока сам процесс ей интересен. Что будет, когда он иссякнет?