За миг до откровения

В дверь постучали. Полина открыла дверь, в которую с размаха вломился Павел Иванович, правая рука заместителя директора и заплетающимся языком промычал: «Мне велели Вас привести или принести, если Вы будете упираться! Там праздник! Первый день конференции обмываем!». Полина широко и радостно улыбнулась, Павел Иванович сделал реверанс, нетвердо шаркнул ногой, покачнулся сложной траекторией движения ног, тела и рук, открыл настежь дверь, рванув при этом ручку так, что она дренькнула и крякнула, и произнес, причмокивая нижней губой: «Несравненная Вы наша!!!», – сделал шаг за порог. Полина помогла ему худеньким плечом сделать еще один шаг и заперла дверь. Все остальные стуки, бряки с множеством междометий утонули в звуках телевизора. Телефон Полина выключила, а местный сняла с рычагов и под звуки, летящие со всех сторон, крепко уснула до утра…

Утром Ремизов, бодрый, аккуратный и подтянутый, отдавал распоряжения в фойе гостиницы. Его хмурый вид быстро объяснился, когда со второго этажа по широкой мраморной лестнице с голубой ковровой дорожкой, пришпиленной ограничителями, спустился Ив-Ив с красным лицом от выпитого вчера. Иван Григорьевич велел всем садиться в автобус. Подождал, когда они с сыном останутся без свидетелей и что-то тихо и грозно ему сказал, на что сын рассмеялся и ушел в номер отсыпаться.

– Полина Алексеевна, я надеюсь, сегодня Вы не будете игнорировать коллектив? – резко сказал Ремизов, заметив, что она все же стала свидетелем его внушения сыну. – У нас, после трудового дня, вечерняя прогулка по Финскому заливу на корабле «Академик Сахаров». Прошу присутствовать.

Полине хотелось сказать: «Есть, товарищ командир. Я в уборную ходил, а в уборной крокодил чуть меня не проглотил…», но она кивнула, улыбнулась и тихо произнесла: «Конечно, раз Вы просите».

– Полина Алексеевна, когда Вы так улыбаетесь, я чувствую Вашу иронию, и вижу, что Вы думаете что-то совсем другое, а радушная Ваша улыбка – это издевка надо мной! – вся эта тирада была произнесена тихо, быстро и четко, прямо ей в лицо. Полина растерялась:

– Простите, я обязательно буду! – пролепетала она.

Когда «Академик Сахаров» возвращался к причалу, на часах пропикало 22.00. Все присутствующие, пропитанные алкоголем, толпились на верхней палубе. Полина в одиночестве стояла на нижней, неотрывно смотрела на волны, рассекающиеся бортом корабля. Сверкающий город негромко шумел вдалеке. Огни отражались в воде длинными мерцающими лентами. Какой-то нарастающий прибой бродил в груди такой тревожный, ожидающий и жизнь казалась длинной-длинной и вот-вот, совсем скоро всем будет счастье.

– Противопоставляете себя коллективу, – тихо сказал голос Ремизова.

– Вот такое я говно! – хотела ответить Полина, но мило улыбнулась и подумала, что вся её жизнь – это сплошное лицемерие. Какое счастье быть самим собой, какая роскошь быть самим собой! Дома, когда мама ждет её с работы и ловит каждое слово дочери в надежде помочь, решить проблемы, убаюкать, покачать, помыть, постирать, окутать заботой до тошноты, без права на загребание листьев осени новыми модными сапогами за 25 тысяч рублей. На работе, где личные только хорошие отношения с сотрудниками коллектива помогают решать производственные вопросы, а если ты на секундочку станешь принципиальным, это тут же отрикошетит тебе прямо в упертый лоб с осложнениями, связанными с премиальным фондом. С Игорем, когда нет настроения и преодоление усталости – это почти подвиг, но ты не вправе портить его вечери менять его предложенные планы, тем более что не всякий мужчина способен предложить. Как правило, все ждут, когда дама организует всю программу, посвистит, попляшет, напоит, накормит и спать уложит. С сыном, когда нужно обязательно морализовать на тему «жизнь прожить – не поле перейти…», нужно, ничего не поделаешь, делать задания от начала до конца, помимо макарон есть и другие необходимые организму продукты, не обижать девочек, не драться со Славиком… и так далее… Наверное, она устала, причем сильно. В этом году она ведь не была еще в отпуске. Нарастающий прибой захлебнулся рефлексией и исчез как сигаретный дым.

От Ремизова пахло коньяком. Он неуклюже обнял Полину и сильно поцеловал, да так, что остановилось дыхание. Они принялись беспрерывно целоваться, нащупывая языками дрожащие губы. На палубе не было по-прежнему ни души. Громкий голос Павла Ивановича пьяно проорал: «А где Ремизов с Покровской?». Полина вздрогнула, резко отстранилась и по качающейся палубе с эйфорией в крови ушла в каюту собираться.

Так начался их роман. При всей нелепости и банальности происходящего, Полина неожиданно почувствовала такую огромную нежность, которая вырвалась на поверхность, как пласт живительной и долгожданной чистой воды. Этот неожиданный поцелуй и растерянный взгляд сквозь очки Ивана Григорьевича, и такое отчаяние, сквозящее от его неловких движений, как-то мгновенно согрели мятущееся сердце одинокой по сути женщины…