За миг до тебя

— Но кто? Позвольте, земля стоит денег и немалых…

Он уставился на Инну во все глаза.

— Вы забываете, что если нет законных владельцев, а их нет, имущество выставляется на торги, в которых, уважаемый Геральд Владимирович, победит тот, кто даст больше денег.

— Кто же даст, по вашему, больше за этот богом забытый уголок?

— Тот, кому он дорог и необходим. Я например.

Сказав это, Инна поднялась и, не прощаясь, покинула помещение, а её собеседнику пришлось отвечать двери: "Вы, оказывается, тёмная лошадка, Инна Евгеньевна. Но и мы не пальцем струганы, — включив селектор, он коротко распорядился: — Литвинова Инна, к завтрашнему дню я должен знать о ней всё. Особенно меня интересует её финансовое положение и кто за ней стоит."

7.

Напугала дяденьку бывшая журналистка. Завтра он узнает, что кроме долгов и воспоминаний за душой у неё нет ничего. Ни рубля, ни ваучера. "Не горюй, Нульча, — подбадривала она себя по дороге домой, — главное ввязаться в драку, а там посмотрим." Из дома позвонила Светлане справиться о делах. Они крепко сдружились за последнее время. Беда сплотила их, таких непожих, единых в стремлении защитить своих детей. "Да какие у нас дела, всё по-старому. Чемоданное настроение. Кроме малышей. Колокольчики вон бегают по двору. Устроили разведку тут неподалёку, даже познакомились с экскаваторщиком, который сносит наш старый забор… Уже сваи привезли на новый. Представляешь новый забор с колючей проволокой, током и вооруженной охраной?"

Сергей переживал молча, бессильный чем-нибудь помочь. Вставал в пять утра, делал привычную разминку, смывал остатки сна холодным душем. Затем садился на старенький велосипед, предварительно пристегнув протез к педали, и ехал в деревню за молоком. Там его ждали. Когда возвращался — у низвергнутого забора оживала немногочисленная техника и копошились чужие люди. Вторую неделю подряд интернатовских детей будило не пение петухов, а тарахтение экскаватора, прогревающего двигатель.

Света сохраняла видимое спокойствие, чтобы дети ни о чём не догадовылись. Они бурно радовались новому ограждению, новым людям и большим машинам, сгружавшим длиннющие бетонные балки и кучи желтого песка. "Пока мне официально не прикажут убираться, я словом не обмовлюсь и с места не сдвинусь!" — звучало твёрдо и лишь Валерия Никитична, исчерпавшая все запасы карвалола и валерианки, знала чего стоит и из чего состоит такая непоколебимость.

— Светлана, вам денег не предлагали ещё за то чтобы побыстрее освободить помещения?

— Нет. Но несколько мамочек уже выразило желание забрать детей… Я-то думаю, раньше не видно их и не слышно, а тут — извольте подготовить документы, да поживее. Ну как после этого их называть, кукушек продажных? Деньги, небось, на себя потратят, а малышню сбагрят куда подальше. Мушину мамашу помните — она регулярно донимает меня звонками!

Из беседы с подругой-союзницей Света не делала секрета, и в их разговоре молча участвовали все кто находился в учительской. Валерия Никитична с тревогой следила за директорской рукой, готовой вот-вот схватиться за сердце, нянечка Клаша качала головой, а недавно принятая учительница начальных классов Зоя чертила на обложке журнала цепочку вопросительных и восклицательных знаков.

— Дорогие мои, не хочу скрывать от вас, дела наши обстоят не лучшим образом. На маму Саши Воржецкого пытались надавить, правда, для начала — пряником, но кнут впереди. Нас не так-то просто купить, столько лет в этих стенах дорогого стоят. Иннины силы на исходе, она, как и мы, почти исчерпала свой боевой потенциал… Нам всем осталось надеяться только на чудо.

Сергей застал в кабинете унылые лица и отзвук имени, которое давно различал среди множества других женских имен. Света ошибалась, полагая, что он увлёкся Инной во время её бурной карьеры манекенщицы. До недавнего времени Сергей ничего об этом не знал. А узнал, когда обнаружил в директорском кабинетике "случайно" положеный на видное место глянцевый журнал с лицом, отдалённо напоминающим Иннино. Уловка сработала, он забрал журнал с собой и долго изучал в своей подсобке — крохотной каморке с мутным освещением в виде сороковольтовой лампочки без плафона. Вздрагивал при каждом звуке извне, как мальчишка, поглощенный запретными фотографиями. Серебряные длинные волосы, струящиеся по плечам, спадающие на грудь и угадывающиеся под серебряным шёлком соски. Гладкая белая кожа, пронзительные серые глаза в обрамлении осыпанных серебром ресниц и блестящие крупные губы с намёком на улыбку. Инна Хофрост — псевдоним, в переводе с английского означающий "иней". Холодная северная красавица, хрупкая, словно льдинка и неприступная, как айсберг.