– Продолжайте, – поторопил Фушероль. – До того, как Морэ стал издаваться у Фонтевро…
– Тогда он еще не был известным писателем. Пара его романов вышла мизерным тиражом в провинции. Имя издателя могу назвать…
– Лучше потом продиктуете Совину.
Молодой блондин подхалимски улыбнулся.
– Еще сообщите ему имена ваших общих знакомых, – продолжал комиссар.
– Здесь речь пойдет главным образом о коллегах. Нас прежде всего объединяла работа. В личной жизни у меня с Морэ не было ничего общего.
Фушероль оперся обеими руками о стол и, пыхтя, приподнялся.
– Когда вы видели Морэ в последний раз? – спросил он.
– Примерно две недели назад в издательстве. Мы немного побеседовали о разных делах.
– И с тех пор вы о нем ничего не слышали?
– Нет, как же… Он звонил мне вчера утром, – Чуть помедлив, Морис добавил: – Он справлялся о ЦННИ и «Криминалистике».
Почему он не упомянул о Дюпоне? Комиссар был так ему несимпатичен, что Латель не имел никакого желания говорить больше, чем необходимо.
– «Криминалистика»! – презрительно повторил комиссар. – Игрушка для теоретиков, которые ничего не умеют. Мы, практики, на это не имеем времени. Нам приходится думать, как справиться с проблемой без посторонней помощи. – Широким жестом он обвел комнату. – Убийца не обыскивал помещение. Либо ухитрился сделать это незаметно. Вы не знаете, хранил ли Морэ в квартире, деньги?
– Не думаю. За все покупки, даже за мелочи, он платил чеками.
– Кого же вы считаете способным на это преступление? Кто мог желать его смерти?
И Фушероль, как ему казалось, с едкой иронией добавил: – У вас, как специалиста, должна быть какая-то идея.
– Я всего лишь писатель. Кроме того, я только тогда смогу составить мнение, когда познакомлюсь ближе с обстоятельствами дела.
– Дорогой месье Латель, – неожиданно дружеским тоном проговорил комиссар, – к сожалению, мы ничего точно не знаем. Единственный бесспорный факт тот, что ваш друг убит тремя пулями.
– Тремя?
– Две попали в грудь, а третья – в затылок. Значит, преступление совершено не в состоянии аффекта. Убийца хладнокровно прикончил свою жертву. Все говорит о предумышленном поступке.
Движением подбородка Фушероль указал на предмет, завернутый в папиросную бумагу: он лежал на столе.
– Вот единственная улика, которой мы располагаем: орудие убийства.
Совин поспешно принялся рвать обертку.
– Не так быстро, – сказал ему комиссар и, глядя на своего подчиненного, продолжил: – Похоже, убийца специально бросил его возле жертвы. Вероятно, он не хотел обременять себя. Предмет очень массивен, как видите.
Совин осторожно отогнул последний клочок бумаги. Взорам присутствующих предстал пистолет калибра 7,65 мм. К дулу была прикреплена широкая цилиндрическая стальная насадка.
– Глушитель! – воскликнул Морис.
– Да, глушитель. Поэтому выстрел был не громче хлопка пробки от шампанского.
Морис вспомнил о рукописи своего друга. Он почти дословно представил ее содержание:
«Даниель поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил:
– Как вы будете убивать меня?
– При помощи пистолета. – Дюпон хлопнул рукой по портфелю. – Того, что лежит у меня здесь.
– А грохот выстрела?
– Пистолет, естественно, снабжен глушителем».
Даниель написал эти строки, словно предчувствуя дальнейшие события.
– Подобную вещь не так-то легко купить, – заметил комиссар. – А найти, его убийца вряд ли мог.
– Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.
Теперь Морису вспомнилось другое место рукописи:
«Даниель еще раз прочитал написанное. Он очутился в удивительной роли героя своего же собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, больше не зависят».
Морис чувствовал себя почти так же. Правда, не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Словно он по прихоти Даниеля очутился в выдуманном мире и стал персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, существующих только в воображении его друга.
Глава 3
Морис поспешил домой. Ему хотелось как можно скорей еще раз прочесть рукопись Даниеля. В тишине своего кабинета он имел возможность изучить ее внимательнейшим образом. Но потом путаница только увеличилась.
В свете происшедших событий текст принял совсем другое значение. Многие подробности, без сомнения, были не выдуманными, а реальными. Например, телефонный звонок Даниеля.