За миллион или больше

«Добрый день, мой мальчик, как жизнь? Послушай, у меня к тебе просьба… Ты случайно не знаешь кого-нибудь из Национального института? Мне хотелось выяснить, работает ли там некий – Дюпон… Оноре Дюпон, криминалист?»

Может, автор желал убедиться, что в ЦНИИ нет мужчины с такой же фамилией, как у его героя, во избежание последующих неприятностей? Именно это сперва: пришло Морису в голову. Но теперь…

– Вчера он мне звонил. А сегодня утром я получил рукопись и, между прочим… Слушай внимательно, Милорд…

Кот, точивший когти о ковер, застыл в позе сфинкса.

– …Между прочим, Даниеля застрелили из пистолета с глушителем. Это орудие убийства и предложил Оноре Дюпон, персонаж его романа. Может, ты считаешь это простым совпадением? А я – нет!

Даниель тоже не верил в совпадения, о чем и сказал в своем произведении. И что отсюда вытекает? Те, что существует очевидная связь между его сочинением и преступлением, жертвой которого он стал.

Похоже, Милорд с большим интересом следил, за рассуждениями своего хозяина.

– А если Оноре Дюпон, его визит к Даниелю, его угрозы и запугивания не плод фантазии писателя – то почему бы и всему остальному не быть правдой?

И в такое возбуждение привела его подобная мысль, что он на короткое время даже забыл про свою печаль. Морис встал и закурил сигарету – как всегда во время сильного умственного напряжения. Он прекратил свой монолог и даже перестал обращать внимание на Милорда. Недовольный кот прошлепал к двери, открыл ее когтями и возмущенно вышел вон. Через открытую дверь Морис услышал голос Изабели в роли Камиллы:

– …И если священник меня благословит, наденет на меня золотой венец и соединит с моим чудным супругом, то супруг мой сможет укрыться, как плащом, моими волосами.

– Мне кажется, ты разгневана, – отвечал ей голос Жана-Люка – Пердикана.

Когда Морис вернулся домой, молодые люди репетировали в комнате. Жан-Люк, симпатичный молодой человек двадцати четырех лет, изучал медицину и мечтал о карьере актера. Небольшого роста, худощавый, он совсем не был похож на романтичного Пердикана, однако Изабель считала его «просто классным».

С беззаботностью молодости она за короткое время вновь обрела свою жизнерадостность. Едва прошел шок, она опять стала думать только о своей роли в предстоящем спектакле.

Морис закрыл дверь и, взяв телефонную книгу, отыскал под буквой «Ж» Валери Жубелин, графика, проживающую в доме № 57 на улице Гей-Люссака. Поскольку эта Валери действительно существовала и Даниель почти дословно перенес в рукопись телефонный разговор со своим другом – почему бы ему и вправду не звонить из квартиры Валери?

Латель все больше склонялся к мнению, что сочинение Морэ представляет собой автобиографический Документ.

Но отчего он избрал именно такую форму повествования? Чтобы не выставить себя в смешном свете из-за своих необоснованных опасений? Или просто потому, что происшествие показалось ему очень подходящим для начала романа? Морис сам бы поступил так же.

Противоречивые чувства нахлынули на него. Собственно говоря, ему следовало давно передать рукопись комиссару Фушеролю. Он тут же представил себе полицейского, изрекающего с презрительной миной, что к столь сумасшедшей идее способен прийти только писатель.

Да, вероятно, нужно самому быть писателем, чтобы понять, отчего человек решил превратить в роман случившееся с ним происшествие. Какой гость – будь он безобидным человеком или убийцей – мог предугадать, что хозяин после его ухода тотчас бросится к пишущей машинке? Это был непредвиденный поступок сочинителя, который в поисках темы воспользовался подвернувшимся случаем и превратил, сам того не подозревая, идеально задуманное убийство в самое заурядное.

Морис, помедлив, взялся за телефонную трубку. Он чувствовал настоятельную потребность проверить все: факты, содержащиеся в рукописи.

Он набрал номер Валери, услышал гудки, но никто не ответил. А Морис все никак не мог решиться положить трубку. Он понимал, что сейчас только шесть часов вечера и девушка еще может находиться на работе, что это вполне нормальное явление, но все же его охватило беспокойство.

Вошла Изабель.

– Мы уходим, папа, – заявила она. – Начало только в семь, но сегодня мне нельзя опаздывать. – Заметив огорченное лицо отца, она добавила: – Швини.

– Ну зачем же извиняться.

Он заставил себя улыбнуться и положил ей руку на плечо. Она заторопилась к Жану-Люку, ожидавшему ее в коридоре. Морис снова подумал, что этот юноша со своей незначительной внешностью не производит впечатления молодого героя-любовника.

– Когда ты вернешься? – спросил Морис вдогонку.

– К девяти или к половине десятого.

– Не беспокойтесь, месье, – сказал Жан-Люк. – Я провожу ее, у меня машина.

У Жана-Люка был старый четырехместный автомобиль с ярко-красным кузовом, на котором белой краской были написаны разные безумные изречения.