– Щас! – говорит Лидия Манучеровна. Но не в смысле «сейчас пойду», а в смысле «ещё чего!».
Майор опять же вежливо начинает убеждать Лидию Манучеровну в том, что лучше ей перейти в партер, что в партере будет ей ещё лучше, чем здесь, в ложе.
– Ага, – говорит Лидия Манучеровна, – вы мне будете объяснять, где лучше, где хуже. Ещё когда вы служили на границе прапорщиком с собакой, я уже билеты продавала в этот театр.
Майор уходит и через некоторое время возвращается с полковником. Полковник начинает уговаривать Лидию Манучеровну перейти в партер, поскольку эти места напротив правительственной ложи и они для служебного пользования.
– Ага! – кричит Лидия Манучеровна. – А то я не знаю, что здесь и для чего. Да я специально взяла эти места, чтобы посмотреть на королеву. Я на своих местах сижу, а вы идите отсюда и не мешайте.
Во время спора они и не заметили, как в ложу напротив вошли президент и королева. Лидия Манучеровна бушевала:
– Я никуда не пойду. Да вы кто такие, чтобы мне указывать, где мне сидеть? Да если бы не я, у вас бы сегодня театр пустой был, и сидели бы здесь президент с королевой одни! Это я всю публику сюда собрала.
Скандал разгорался не на шутку, уже и какой-то генерал пришёл и уговаривал Лидию Манучеровну уйти по-хорошему. Не тащить же её силой из ложи, скандал будет ещё больше.
На шум с Лидией Манучеровной уже обратили внимание и из правительственной ложи. Какие-то чины подходили к Ельцину и шептали ему что-то на ухо. Наконец королева не выдержала и спросила:
– Что там, напротив, происходит? Кто эта женщина, которая так возмущается?
– Ой, – сказал Борис Николаевич, – это Лидия Манучеровна, говорил я им, что с ней лучше не связываться, понимаешь, не послушали меня. Так ши теперь пусть сами отбиваются.
В этот момент свет в зале погас, занавес поднялся, заиграл оркестр, и Лидия Манучеровна добровольно покинула ложу, поскольку смотреть спектакль не входило в её планы.
Конечно, кое-что в этом рассказе преувеличено, но то, что Лидию Румянцеву никак не могли удалить из ложи, это было точно. И именно тогда, когда напротив сидели королева английская и Борис Николаевич.
У церкви две нищенки
У церкви две нищенки – Люба и Марина. Когда видят меня, начинают выражать бурный восторг.
Я даю им по десять рублей.
Однажды прихожу – сидит одна Люба.
– А где Марина?
– Всё. Отмучилась.
– Как так?
– Вот так. Дай денег помянуть.
Даю пятьдесят рублей.
В следующее воскресенье Люба говорит:
– Надо прах забрать, чтобы захоронить, а ста рублей не хватает.
Даю сто рублей.
– Через неделю иду – сидит Марина. Выражает бурную радость.
– Ты?
– Я.
– Жива?
– Конечно, жива.
– А Люба сказала, что ты отмучилась.
– Отмучилась, в больнице была.
– Так она сказала, что ты умерла.
– Сама она умерла.
– Да ты что?
– Да, вот поминаем её. Дай на помин души рабы Любы.
Даю пятьдесят рублей.
В следующее воскресение сидят обе. Радостные. Выражают бурный восторг.
– Живы?
– Живы!
– Обе?
– Обе. Дай на опохмелку.
Даю пятьдесят рублей. Всё-таки живы.
– За что?
– За то, что мы тебя по телевизору видели.
Ситуация
Рассказывал мне один знакомый таксист.
– Значит, посадил я одну дамочку. Симпатичная, лет тридцать пять, ну, может, сорок. Едем, о чём-то разговариваем. Так, ни о чём.
– Муж, – говорит она, – военным был. В горячих точках, в каких-то спецвойсках. Теперь бизнесмен, но вот последствия после войны какие-то.
Вот так, значит, поболтали мы. А дамочка довольно симпатичная. Ну, и я тогда ещё без лысины был, то есть ещё шевелюра была.
И я ей так:
– Вы, – говорю, – замужем. Надо же. – Это я вроде шучу.
А она шуток не понимает, говорит:
– А что, я так выгляжу, что меня уже и замуж взять нельзя?
– Шучу, – говорю. – Хорошо вы выглядите.
Подъехали к её дому. Она расплатилась, даже на чай дала, но не выходит, медлит. Я тоже молчу.
Вдруг она говорит:
– А не хотите ко мне зайти? Я вам ещё три тысячи заплачу.
Я думаю: «Дамочка симпатичная, да ещё и три тысячи получу».
Закрыл машину, пошли, открывает она дверь, входим. И тут в прихожую из коридора входит амбал под два метра, ворот рубахи расстегнут, и вижу, на груди у него наколка – «ВДВ».
Мысль у меня одна: только бы не обделаться от страха. Муж оказался дома.
Он мне говорит:
– Да вы не волнуйтесь, всё нормально.
Дамочка куда-то внутрь квартиры ушла. Муж её провел меня по комнатам. Обстановка богатая. Сели мы с ним, он мне и говорит:
– Так получилось, что после войны я ничего по женской линии не могу. А жену свою люблю и расставаться с ней не желаю. Так что давай, друг, выручай. Сейчас пойдёте с ней в спальню. Ну, сначала в ванную, а потом в спальню.
Я говорю:
– Как скажете.
– Только у меня одно условие – я должен в этой спальне присутствовать.
«Мама родная, – думаю я. – Вот попал так попал». И отказаться уже не могу. Я уже здесь, куда деваться. Сказать «не хочу» – невозможно.