Там, в Болшеве, на танцах особенно выделялся один, ну просто красавец, – фигура гимнаста, лицо киноартиста. А я, ну что вам сказать о себе, ну, не красавец. Невысок, не плечист, правда, и не кривоног. Из положительных примет разве что шевелюра хороша была, признаю, но ничем больше похвалиться не мог. Так, чтобы понравиться, надо было войти в близкий контакт и молотить языком без передыху, и обязательно рассмешить и заинтересовать словотворчеством. А что оставалось, при моей, ко всему прочему, ещё и конопатости? Да, личико было как чибисиное яйцо, говорят, они тоже конопатые.
Но и на меня находились охотницы. Одна девушка даже прислала день на пятый стихи, посвященные мне. Но я тогда любил Есенина и Маяковского, и её рифмы и размеры мне не очень подошли.
Размерами она была побогаче меня и сильно смахивала на гренадера, но была трогательна в своём стремлении понравиться мне. Правда, одна мысль оказаться в её объятиях повергала меня в тошнотворное состояние.
Но где-то день на третий пребывания в источнике социалистического отдыха узрели мы с Юрой девушку с хорошей фигуркой, светлыми, выгоревшими волосами, личико было простенькое, зато один зуб слегка отколот, но пикантности эта щербатость лицу не придавала. Смотрела она на нас призывно, поэтому не до пикантности, лишь бы понравиться. И мы с Юркой из кожи лезли, чтобы завоевать её. Возникло соперничество. Он, в будущем актёр, читал ей стихи, я – напропалую шутил, и оба мы наперебой танцевали с ней на танцплощадке.
День на третий этих ухаживаний настала пора определяться. И мы ей сказали:
– Выбирай, – и, как поётся в песне, «Третий должен уйти».
Она сказала, что мы ей нравимся обои, да, именно так – «обои», она не все слова произносила правильно. Звали её Клава. Натуральная блондинка, натуральнее даже самого Баскова, который тогда ещё не родился. Короче, она сказала:
– Давайте так: вот я беру листочек с куста, а вы выбирайте, кому листочек достанется, тому и я достанусь. – От её слова «достанусь» у нас пересохло во рту, и мы последовали её задумке.
Она вытянула вперед две руки. Юрка хлопнул по одной. Она повернула руку и раскрыла ладонь – листочка не было. То есть досталась она мне, а Юрка пошёл спать.
А мы с ней решили идти рука об руку далеко-далеко. Это «далеко» оказалось метров двести. Мы вышли в поле. Я на неё накинулся. Мы, целуясь, упали на траву. И вот это всё, то есть всё это произошло в спешке и на нерве. Она, думаю, не почувствовала ничего, а я… нет, что-то я, конечно, почувствовал, но, если учесть мой темперамент и непосильное для нервов желание, к тому же полную неопытность…
А темперамент был такой, что за год до этого, помню хорошо, дело было в Киеве, в трамвае ко мне случайно, от давки, прижалась женщина. У меня тут же пересохло во рту, закружилась голова, и я вышел на ближайшей остановке, не от головокружения, а от того, что неприлично было оставаться в трамвае в таком взведённом состоянии.
Но вернёмся к Клаве, так её звали, это я помню точно. Срок наш в доме отдыха подошёл к концу. Мы с ней не расставались, не раз ещё повторив произошедшее. По-моему, я ей всё же нравился. Во всяком случае, так она мне говорила.
Я спросил:
– А если бы он угадал, где листок?
– А он бы не угадал.
– Почему?
– Потому что у меня в обеих руках было по листку. Когда он ударил по руке, я листок выпустила и показала пустую ладошку.
Юрке повезло, он через год женился на девушке из нашего техникума и прожил с ней всю свою жизнь.
А я с Клавой встречался два года. И было всё, её измены, вплоть до того, что я стоял под окнами больницы, в которой ей помогли освободиться от материнства. Папашей должен был оказаться её начальник. Но об этом я узнал позже. И скандалы, и опять измены. И я, недавний отличник, переживал, страдал и тоже научился изменять, и ругаться, и даже мстить. И долго ещё, разойдясь, мы всё равно встречались.
А закончилось всё тем, что она приехала ко мне похвалиться новой чудовищного цвета шубой. Вошла в мою комнату, а в постели лежала моя девушка, Галка, укрывшись одеялом по самый подбородок. Клава развернулась и ушла. Она шла мимо моего окна и улыбалась, повернув лицо к окну.
Потом она позвонила и сказала, что ненавидит меня. Потом она позвонила и сказала:
– Зачем ты это сделал?
Потом она позвонила и сказала, что любит меня. А я сказал:
– Люби и дальше.
Мы расстались окончательно.
Я встретил её лет через пятнадцать. Она сказала, что у неё всё в порядке, судится за квартиру со своим бывшим мужем.
Вот такая у меня была первая женщина. А ведь могла бы и со мной судиться.
Люська
Откуда она у меня появилась, уж и не припомню. Это были 60-е годы. Беленькая, пухленькая, с ямочками на щеках. Радостно отдавалась.
Компания у нас весёлая была, Рубенчик, весёлый парень, король знакомств. Мог познакомиться где угодно и с кем угодно. Лёва, маивец и футболист, красавец, похожий на грузина. Говорил медленно, слегка причмокивая.