За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Российская империя представляла собой организм с очень прочными корнями, складывавшийся на протяжении почти тысячи лет в результате войн, мирной колонизации, географических открытий и заселения. Русские жили не только в крупных городах, но и за пределами древних земель самой России, где они чувствовали себя так же, как дома. Но эта империя не была морской державой, где различие между колониями и метрополией является очевидным. Поэтому сравнивать ее надо не с Британской империей, где, в конце концов, единственное, что надо было предпринять колонизаторам во время ее распада, это сесть на свои корабли и отплыть, например, из Индии на родину. Сравнивать ее надо с Австро-Венгрией и Турцией или с Канадой и Северной Америкой.

Подобные сравнения, однако, нелегко признают те, кто считает, что русские — уникально имперский народ. Они забывают о том, что, по словам Самюэля Хантингтона (явно звучащих как бессознательный отклик на размышления Сергея Витте о характере русской мощи, которые приведены в качестве эпиграфа к предыдущей главе), «Запад завоевал мир не превосходством своих идей, или ценностей, или религии (к которой было приобщено мало представителей других цивилизаций), а, скорее, своим превосходством в применении организованного насилия. Люди Запада часто забывают об этом факте. Те же, что не живут на Западе, не забывают никогда»[72].

Крушение советской империи сопровождалось гораздо меньшим кровопролитием, чем крушение заморских европейских империй. Причем больше крови было пролито в результате борьбы между этническими группами, предотвратить которые имперская держава не хотела или не могла. Самая крупная расправа, учиненная советскими войсками, — в Баку в январе 1990 года — сопровождалась значительно меньшим числом жертв, чем Амритсарский расстрел, произведенный британскими войсками в 1919-м. Количество жертв в Вильнюсе в 1991 году равно по численности погибшим от британских парашютно-десантных войск в «кровавое воскресенье» 1972 года в Лондондерри.

Русские продолжали интриги за пределами своих границ — на Кавказе, в Молдавии, в Средней Азии. В Западной Европе мы еще пятьдесят лет назад усвоили, что уже нельзя вторгнуться в Бельгию или Люксембург, когда нам этого захочется. Русская риторика, особенно когда речь заходит о государствах Прибалтики, создает впечатление, что русские этого урока еще не усвоили. И пока они его не усвоят, соседи будут их бояться. Однако, когда доходит до практических дел, русские, если не считать кровавого и неумелого вторжения в Чечню, не предпринимали серьезных попыток восстановить свои имперские притязания. Подобно лапкам лягушки, к которым прикасаются электрическим проводом, остатки империи время от времени содрогаются. Но имперский напор иссяк.

7 Крен вправо

Распаду центр не в силах помешать;

На мире всем анархии печать.

У. Б. Йитс. Второе пришествие[73]

Стратегической целью Горбачева всегда была реформа — насколько далеко идущая, он вначале и сам точно не знал. Однако тактика его состояла в том, чтобы занимать центристскую позицию. Он заручался поддержкой как радикалов, так и реакционеров — в зависимости от того, кто мог послужить его целям в данный момент, и натравливал экстремистов друг на друга, когда это представлялось целесообразным. Однако, начиная с лета 1989 года, эта тактика стала давать слабые результаты. Горбачев становился все меньше хозяином положения. Он уже больше не маневрировал. Он колебался, склоняясь то к одному крылу, то к другому. К концу 1990 года, который Черняев назвал «потерянным годом», ему совершенно не доверяли ни те ни другие.